В сумерках всё в лесу становится мягким. И старый пень, и колючие ёлки, и даже тишина. Туман опустился на поляну, будто кто-то вылил большое блюдце тёплого молока. Ёжик Фырк сидел на мху и слушал, как дышит лес. Он только что закончил протирать тряпочкой первый, самый ранний гриб, чтобы тому было приятно расти, как вдруг заметил в траве свечение. Оно было не золотым, как солнце, и не серебряным, как роса, а живым и трепетным. Фырк подошёл ближе и ахнул. В мягком зелёном мху лежала маленькая Звёздочка. Она тихонько вздрагивала и, кажется, всхлипывала, хотя слышно этого почти не было. Она была тёплая, как остывающий чай в блюдце, и очень одинокая. — Не бойся, — прошептал Ёжик, присаживаясь рядом на корточки. — Я — Фырк. А ты, наверное, потерялась? Звёздочка мигнула, и её лучики чуть померкли, словно она зажмурилась. Нужно было что-то делать, ведь нельзя оставлять маленькую звёздочку одну в тумане, когда скоро наступит ночь.

Шарфик был мягким и пах бабушкиным сундуком и сушеными яблоками. Как только Ёжик укутал Звёздочку, она сразу перестала дрожать. Ей стало уютно, как маленькому угольку в печке, и она засветилась ровным, спокойным светом. От этого сияния даже туман вокруг стал золотистым, похожим на липовый мёд. — Вот так, — прошептал Фырк, прижимая тёплый свёрток к груди. — Теперь ты не замёрзнешь. А шарфик мне бабушка ещё свяжет, она добрая. Звёздочка тихонько звякнула — дзинь! — будто маленькая серебряная ложечка коснулась края чашки. Это, наверное, значило «спасибо». Фырк поднял нос и принюхался. Где-то там, за можжевеловыми кустами, стояла Старая Сосна. Говорили, что она такая высокая, что по ночам щекочет макушкой живот пролетающим тучам. Если уж кто-то и может помочь Звёздочке вернуться домой, то только она. Лес стоял тихий-тихий, только сонные осины иногда вздыхали во сне, перебирая листьями.

Туман был густым и пушистым, как манная каша. Фырк шёл, раздвигая его лапками, и чувствовал, как капельки влаги оседают на иголках. Тропинка сама бежала под ноги, мягкая и послушная. Звёздочка в узелке светила ровным, тёплым светом, выхватывая из темноты то сонный папоротник, то удивлённый мухомор, забывший на ночь закрыть шляпку. Скоро из белой мглы выступили огромные, тёмные корни. Они были похожи на лапы добрых медведей, которые уснули, обняв землю. Это была Старая Сосна. Она уходила вверх так далеко, что даже если задрать голову и подпрыгнуть, верхушки всё равно не увидишь. Дерево тихо гудело, словно большая печка, и пахло смолой и вечностью. — Мы пришли, — шепнул Ёжик, поглаживая шарфик. — Только она очень высокая. Выше, чем полёт жука. Звёздочка внутри шарфика завозилась и притихла. Перед ними возвышалась шершавая стена коры, уходящая прямо в небо, где, наверное, уже не было тумана, а плавала одинокая Луна.

Ёжик постучал лапкой по шершавой коре: тук-тук. Сначала ничего не произошло, только туман качнулся. А потом где-то очень высоко, там, где кончаются ветки и начинаются облака, послышался глубокий вздох: «О-хо-хо...». Это было похоже на то, как ветер гудит в печной трубе. С иголок посыпалась роса, будто пошёл грибной дождик. — Кто там щекочет мне пятку? — спросил голос, скрипучий и добрый, как старые половицы в доме. — Это я, Фырк! — крикнул Ёжик, задирая нос кверху. — И Звёздочка. Она упала с неба и теперь грустит. Ей очень нужно домой, к маме-Луне, пока не рассвело. Сосна помолчала, обдумывая слова. Её мысли были медленными, как смола. — Звёздочка... — наконец прошелестела она. — Это дело важное. Звёзды не должны лежать в траве, от сырости они тускнеют. Зашумели, раздвигаясь, тёмные лапы, и одна большая пушистая ветка медленно поплыла вниз. Она опустилась прямо перед Ёжиком, мягкая и широкая, как бабушкина перина. — Садитесь, — прогудела Сосна. — Прокачу вас до самой макушки. Только держитесь крепче, я буду расти быстро.

Ёжик устроился поудобнее, поджав лапки, и ветка дрогнула. Она поплыла вверх плавно-плавно, будто зелёное облако, которое решило вернуться на небо. Мимо проплывали тёмные этажи веток, где спали в гнёздах птицы, и пахло смолой так густо, словно лето решило остаться здесь зимовать. Фырк зажмурился от удовольствия, а когда открыл глаза, даже перестал дышать. Туман остался далеко внизу — белое, тихое море, в котором утонули и пень, и тропинки, и весь лес. А вокруг была такая чистота и звонкая тишина, что слышно было, как растут иголки. Они оказались на самой макушке. Рядом, только лапу протяни, висела Луна — огромная, круглая и очень добрая. Она светилась мягким жёлтым светом, похожим на свет ночника в медвежьей берлоге. Звёздочка в узелке вдруг заерзала, зазвенела тоненько: «Дзинь-ля-ля!» и засветилась так радостно, что у Ёжика даже нос заблестел.

Ёжик поднял узелок над головой, и Луна сразу всё поняла. Она не стала спрашивать, где пропадала её дочка, и почему у неё запачканы лучики. Она просто наклонилась ниже — так низко, что Фырк почувствовал на носу прохладное лунное дыхание. — Здравствуй, — шепнула Луна. Её голос был похож на шелест реки, когда в ней купаются облака. — Спасибо тебе, маленький друг. Она протянула вниз длинный, сверкающий луч. Он лёг прямо к лапкам Ёжика, как серебряная лесенка. Звёздочка в узелке встрепенулась, подпрыгнула и, радостно звеня, покатилась по этому лучу вверх. Она торопилась, спотыкалась и сияла так ярко, что на сосне проснулась одна шишка и удивлённо раскрылась. Добравшись до мамы, Звёздочка прижалась к её тёплому боку. Луна достала маленькое пушистое облачко и стала вытирать дочке лицо, приговаривая что-то ласковое. Теперь они были вместе, и небо вокруг стало ещё глубже и синее. Фырк стоял на ветке, прижимая к груди пустой шарфик. Шарфик больше не светился, но был очень тёплым, будто в нём остался кусочек лета.

Ёжик помахал лапкой, и маленькая искорка в небе мигнула ему в ответ. Сосна поняла всё без слов. Ветка под Фырком мягко качнулась и поплыла вниз, сквозь темноту, как большая лодка. Сначала пахло только ветром и звёздами, потом потянуло хвоей, а затем они нырнули в туман. Туман был густой и сонный. Он сразу обнял Ёжика за плечи, погладил нос и приглушил все звуки. Казалось, что они опускаются на дно мягкого белого моря. — Приехали, — тихо скрипнула Сосна где-то в вышине, когда ветка коснулась мха. Фырк скатился на землю. Лапы утонули в мягком, влажном мхе. Здесь, внизу, всё было привычным и родным: пахло прелыми листьями и грибным дождём. Ёжик поправил на шее шарфик. В нём больше не было Звёздочки, но он всё равно оставался удивительно тёплым, словно впитал в себя немного лунного света. Лес спал. Даже муравьи, наверное, видели уже третий сон. Фырку тоже захотелось закрыть глаза — веки стали тяжёлыми, как камушки.