Туман Сан-Франциско на вкус напоминал взбитое молоко, которое простояло на солнце три дня — липкий, серый и с отчетливым привкусом безысходности. Стэнли Грис вжался спиной в шершавый кирпич стены, стараясь стать плоским, как его шансы на секс в этом году. Это было тактической ошибкой. При каждом, даже самом осторожном движении грудной клетки, его плащ из поливинилхлорида издавал звук, напоминающий страстный стон двух надувных матрасов, натертых салом. В потной ладони скользила «Убийца» — заостренная ножка от табуретки IKEA, модель «Йокмокк». Дешевая сосна, шведский дизайн, смертельный приговор для нежити. Во второй руке Стэн сжимал пульверизатор для опрыскивания фикусов, наполненный водой из офисного кулера, над которой он трижды быстро пробормотал текст из Википедии про изгнание бесов. Ну, почти пробормотал. Интернет лагал. Впереди, в мутном полуподвальном окне викторианского особняка, горел свет, похожий на гной воспаленной лампочки. Там двигались тени. Кто-то возмутительно худой, бледный и одетый так, словно ограбил гардероб Оскара Уайльда под крэком, поднес к губам бокал с густой красной жидкостью. Стэн сглотнул, и кадык дернулся, как испуганный суслик. Это было оно. Логово. Или закрытый клуб любителей гаспачо. Но, учитывая время суток и количество бархата на квадратный метр, Стэн ставил на упырей. Ему нужно было увидеть клыки. Железобетонное доказательство, прежде чем он ворвется туда и начнет причинять добро.

Стэнли размахнулся с элегантностью орангутанга, пытающегося играть в дартс, и отправил гальку в полет. Расчет траектории был безупречен, если бы целью было разбудить соседей, а не проверить рефлексы нежити. Камень ударился о викторианское стекло с звуком, который в ночной тишине прозвучал как выстрел из стартового пистолета на похоронах. Внутри комнаты фигура дернулась, расплескав содержимое бокала на бархатный жилет. Окно распахнулось рывком, но вместо того чтобы вылететь оттуда в виде летучей мыши или облака зловещего тумана, бледный субъект высунулся по пояс и заорал: — Ты хоть представляешь, сколько стоит оригинальное остекление девятнадцатого века, ты, кусок дебила?! Стэн замер, пытаясь слиться с мусорным баком. Это была фатальная ошибка. Его плащ издал предательский звук «сквиии-и-ик», напоминающий предсмертный писк гигантской резиновой утки. Бледный парень, чьи клыки с такого расстояния разглядеть было невозможно, уставился прямо на него. В его голосе не было жажды крови, только чистая, концентрированная ярость домовладельца из Сан-Франциско, у которого только что подскочила страховка. — Я тебя вижу! — рявкнул он, тыча пальцем с ухоженным маникюром в сторону Стэна. — Ты тот придурок из кофейни? Если ты поцарапал раму, я выпью твою душу через судебный иск! Стэнли судорожно сжал ножку от табуретки. Ситуация стремительно скатывалась из жанра «Блэйд» в эпизод «Отчаянных домохозяек». Ему нужно было решать: атаковать предполагаемого монстра, который грозится адвокатами, или импровизировать, спасая остатки достоинства.

Стэнли решил, что пути назад нет. Если жизнь — это блокбастер, то сейчас самое время для кульминации, даже если бюджет спецэффектов ограничен стоимостью воды из офисного кулера. Он выскочил из-за мусорного бака, игнорируя протестующий вопль своего плаща, который в этот момент звучал как рвущийся линолеум. — Умри, кровосос! — взвизгнул он голосом, который планировал быть героическим баритоном, но предательски сорвался на фальцет испуганной школьницы. Палец с силой вдавил курок пульверизатора. Стэн ожидал мощную струю святого гнева, способную прожечь дыру в груди нежити или хотя бы вызвать драматическое шипение. Вместо этого дешевый пластиковый носик, коварно установленный в режим «бережное увлажнение орхидей», выдал облако нежного, освежающего тумана. Влажная взвесь медленно, почти издевательски, продрейфовала полтора метра и ласково осело на лице бледного парня, слегка испортив его безупречную укладку. Никакого шипения. Никакого дыма. Никаких воплей проклятых. Тишина, последовавшая за этим актом агрессии, была гуще, чем сам туман Сан-Франциско. Парень в окне медленно снял очки, вытер капли с линз бархатным лацканом и посмотрел на Стэна так, как смотрят на собаку, нагадившую на ковер династии Мин. — Это что, водопроводная вода? — спросил он ледяным тоном, от которого у Стэна сжалось всё, что могло сжаться. — Ты хоть знаешь, сколько хлорки в городской системе? Ты мне поры забьёшь, идиот! Не утруждая себя поиском двери, «жертва» легко перемахнула через подоконник второго этажа и приземлилась на асфальт с пугающей, неестественной грацией кошки, у которой нет проблем с суставами и гравитацией. Окей, может, он и не рассыпался в прах, но нормальные люди не прыгают с такой высоты в лоферах от Гуччи, не ломая лодыжки.

С истошными воплями Стэнли рванул с места с такой скоростью, что его тень на секунду замешкалась, решая, стоит ли следовать за этим позором. Его плащ, работающий в акустическом диапазоне рассерженного дельфина, оглашал окрестности ритмичным скрипом, пока Стэн несся сквозь туман, размахивая руками, как мельница под экстази. Он бежал квартал за кварталом, пока легкие не начали напоминать два мешка с горящим стекловолокном. Наконец, убедившись, что за ним не гонится ни разъяренный упырь, ни его адвокат, Стэнли рухнул на скамейку автобусной остановки, распугав спавшую там чету голубей. Тишина. Только влажный хрип в его собственной груди и далекий вой сирены, оплакивающей чью-то неудачную пятницу. — Хлорка... — просипел Стэн, вытирая пот со лба рукавом, который тут же липко чмокнул. — Ему не понравилась хлорка. В голове начал складываться пазл, хотя картинка выходила идиотская. Тот парень спрыгнул со второго этажа. Не скатился по водосточной трубе, не повис на карнизе, а просто шагнул в пустоту и приземлился на асфальт мягче, чем тост на ковер. Это было неестественно. Это было сверхъестественно. Это было чертовски обидно, учитывая, что сам Стэн однажды подвернул лодыжку, спрыгивая с бордюра. Он посмотрел на пульверизатор в своей руке. «Режим бриз». Великий охотник на нежить чуть не увлажнил вампира до смерти. Ему нужно было место, чтобы перегруппироваться, выпить кофеина в количестве, несовместимом с жизнью, и придумать план «Б», в котором будет меньше садового инвентаря и больше летального исхода.

Стэнли поспешил укрыться в круглосуточной закусочной «Пончик Судьбы». Дверной колокольчик звякнул с энтузиазмом туберкулезного сверчка, возвещая о прибытии героя. Он ввалился внутрь, ослепленный флуоресцентными лампами, гудящими на частоте, вызывающей мигрень у летучих мышей. Заведение было пустым, если не считать дремавшего в углу полицейского, который выглядел так, словно его диета состояла исключительно из взяток и холестерина, и официантки с бейджем «Долорес», чье лицо выражало вселенскую скорбь библейского масштаба. — Мне нужно что-то, что убьет меня или заставит жить вечно, — прохрипел Стэн, сползая на виниловое сиденье цвета детской неожиданности. — И кофе. Много кофе. Черного, как душа налогового инспектора. Долорес молча шлепнула перед ним кружку, содержимое которой могло растворить ложку, и тарелку с глазированным кольцом, сияющим, как нимб диабетика. Стэнли вцепился в еду, как утопающий в спасательный круг. Первый глоток кофе ударил по нейронам, словно Иисус на доске для серфинга, оседлавший цунами из адреналина. И тут его накрыло озарение. Кристально чистое, как водка за пятьдесят долларов. Тот упырь не зашипел от святости воды. Он не корчился от молитв. Он жаловался на *хлор*. Он прыгнул со второго этажа в лоферах за тысячу баксов, чтобы не испортить замшу. Это был не Дракула Брэма Стокера. Это был Дракула из Сан-Франциско. Стэнли схватил салфетку и начал лихорадочно чертить схему огрызком карандаша. Если местные вампиры — снобы, то и методы Ван Хельсинга должны пройти ребрендинг. Осиновый кол из IKEA? Смешно. Им нужно что-то крафтовое. Органическое. Без ГМО. Он смотрел на свой план с маниакальным блеском в глазах. Его пальцы, перемазанные сахарной пудрой, дрожали не от страха, а от передозировки кофеина и гениальности. Ему нужно было выяснить, кто живет в том особняке, и подготовить ловушку, перед которой не устоит ни один уважающий себя хипстер-кровосос.

Пальцы Стэна, липкие от сахарной глазури, порхали над треснувшим экраном смартфона с грацией пианиста, исполняющего Рахманинова под амфетаминами. Публичный реестр недвижимости Сан-Франциско, сайт, дизайн которого не менялся со времен, когда модемы звучали как умирающие роботы, сдался под его напором на удивление быстро. Особняк на Хейт-стрит принадлежал некоему Лисандру Стерлингу. Конечно же. Имя звучало так, словно его придумал генератор псевдонимов для авторов эротических романов викторианской эпохи. В графе «Род деятельности» в старой налоговой декларации, которую Стэн нашел через утечку данных (спасибо паролю «password123»), значилось: «Консультант по эстетике ночи». — Консультант по эстетике... — пробормотал Стэн, чувствуя, как в нем закипает классовая ненависть. — Вот же ублюдок. Дальнейший поиск выдал серию жалоб от соседей: «Громкая опера в три часа ночи», «Запах благовоний, вызывающий галлюцинации у домашних кошек» и «Подозрительная утилизация большого количества винных бутылок, пахнущих железом». Пазл сложился. Лисандр Стерлинг был не просто вампиром. Он был *винным снобом* от мира нежити. Он не пил кровь девственниц; он наверняка предпочитал редкие группы крови с «нотками дуба и отчаяния». Стэнли захлопнул крышку ноутбука, чуть не прищемив муху, пытавшуюся совершить суицид в его кофе. План «Б» требовал радикального пересмотра арсенала. Если святая вода из кулера оскорбила Лисандра своей вульгарностью, то убить его можно только чем-то вопиюще неидеальным. Или, наоборот, настолько крафтовым, что его бессмертное сердце не выдержит конкуренции. Ему нужно было оружие массового поражения хипстеров. Ему нужен был круглосуточный супермаркет органических продуктов.

Стэнли решительно направился в круглосуточный эко-маркет. Автоматические двери разъехались с тихим вздохом, впуская Стэна в храм устойчивого развития и непомерных цен. Внутри пахло пачули, ферментированной капустой и самодовольством. Это было идеальное место для закупки боеприпасов против существа, чье эго было раздуто сильнее, чем цены на здешние авокадо. Стэнли двигался между рядами с целеустремленностью ниндзя, которому срочно нужно в туалет. Его корзинка наполнялась с пугающей скоростью. Шесть головок чеснока сорта «Фиолетовый мститель» (выращен под классическую музыку, собран на убывающую луну) полетели на дно. Следом отправился пакет киноа, зерна которого были твердыми, как шрапнель, и мешок безглютеновой муки из амаранта — для создания дымовой завесы, от которой у Лисандра, возможно, случится анафилактический шок. — Вам пакет нужен? — спросил парень на кассе, чьи дреды напоминали мокрых удавов, пытающихся задушить его голову. — Мне нужно возмездие, — буркнул Стэн, швыряя на прилавок кредитку, которая уже давно умоляла об эвтаназии. — И бутылка самой дорогой артезианской воды. Той, что добывают из слез девственных альпинистов. Выйдя на улицу, Стэнли приступил к сборке оружия массового поражения на капоте чьего-то «Приуса». Он давил чеснок рукояткой своего кола, смешивая жгучую кашицу с киноа и водой, пока не получил субстанцию, напоминающую рвоту пришельца-вегана. Запах был настолько «органическим», что у Стэна заслезились глаза. Он расфасовал липкие комки по бумажным пакетам для ланча. Это было не просто оружие. Это было оскорбление всего, что любил Лисандр Стерлинг. Это была грязная, вонючая, биологически активная бомба, способная испортить любой винтажный бархат. — Ну держись, кровосос, — прошептал Стэн, чувствуя себя Ван Хельсингом эпохи пост-иронии. — Сейчас мы проверим твою толерантность к сложным углеводам.

Стэнли скользил сквозь кусты гортензии с грацией ниндзя, страдающего радикулитом. Его плащ, обычно издававший звуки брачных игр морских котиков, на этот раз вел себя на удивление тихо — возможно, влажный туман сработал как смазка, или же само мироздание решило дать парню шанс не опозориться в первые десять секунд штурма. Впереди, в том самом окне второго этажа, снова горел свет. Лисандр Стерлинг, очевидно, вернулся в свое логово, чтобы оплакать испорченную прическу или перечитать томик Бодлера. Стэн взвесил в руке бумажный пакет, тяжелый и влажный от смертоносной смеси. Это был не просто снаряд. Это был манифест. Он сделал шаг назад, чуть не наступив на садового гнома с лицом серийного убийцы, размахнулся и метнул пакет. Траектория была идеальной. Снаряд описал в воздухе дугу, достойную финала бейсбольной лиги, и бесшумно влетел в открытую створку окна. Секунду ничего не происходило. А потом раздался звук — влажный, чавкающий «шмяк», словно гигантская медуза упала на паркет. — Какого дьявола?! — вопль, донесшийся изнутри, был полон не боли, а чистого, дистиллированного ужаса эстета. — Это... это чеснок?! О боже, это фермерский чеснок! Мои гобелены! Мой нос! Из окна повалил запах, настолько густой, что его можно было резать ножом. Смесь ядреного чеснока и сырого киноа ударила по рецепторам даже здесь, внизу. В комнате что-то с грохотом упало, затем послышался звук разбиваемого стекла и панический кашель, словно кто-то пытался выплюнуть собственные легкие. Стэнли почувствовал прилив эйфории, сравнимый разве что с первым удачным взбиванием молока для капучино. Теория работала. Упырь не сгорел, но он был полностью деморализован гастрономической атакой. Хаос наверху нарастал — слышались звуки передвигаемой мебели и истеричные проклятия в адрес «деревенщины» и «агро-террористов».

Водосточная труба вибрировала под руками Стэна с энтузиазмом пенсионера на техно-рейве, но, вопреки законам физики и здравого смысла, ржавый металл выдержал вес правосудия. Стэнли карабкался вверх, пыхтя как паровоз с никотиновой зависимостью, пока его ботинки выбивали по кирпичной кладке ритм, напоминающий нервный джаз. Финальный рывок — и он перевалился через подоконник, рухнув на паркет с грацией мешка с картошкой, который решили доставить авиапочтой без парашюта. Внутри пахло так, словно итальянский ресторан совершил групповое самоубийство в парфюмерном отделе. Чеснок, вареное киноа и тяжелый дух сандала вели войну за господство в воздухе, и чеснок явно выигрывал с разгромным счетом. Лисандр Стерлинг стоял посреди комнаты, брезгливо держа двумя пальцами пропитанный жижей шейный платок, словно это был использованный контрацептив радиоактивного гиганта. На его лице, белом как задница полярной совы, застыло выражение вселенской скорби. — Ты... — прошипел вампир, не глядя на незваного гостя. — Ты хоть понимаешь, что киноа застревает в ворсе навсегда? Это персидский ковер восемнадцатого века! Его ткали слепые монахи, которых кормили только лепестками роз! Стэнли, пытаясь вернуть себе вертикальное положение и остатки достоинства, выставил перед собой заостренную ножку от табуретки. — Ни с места, кровосос! — рявкнул он, поправляя съехавшие на нос очки. — Твои дни угнетения человечества и скупки элитной недвижимости сочтены! Лисандр закатил глаза так сильно, что Стэн испугался, как бы они не застряли в положении «я вижу свой мозг». — Угнетения? — переспросил он, швыряя испорченный шелк в камин. — Единственное, что меня сейчас угнетает, это твой выбор обуви. Кроксы с носками? Серьезно? Ты охотник на нежить или турист из Огайо, потерявший группу? Стэнли бросил быстрый взгляд на свои ноги. Это были тактические сандалии, но спорить с бессмертным снобом сейчас казалось тактической ошибкой. Ситуация требовала эскалации, пока вампир не начал критиковать его стрижку. — Где остальные? — Стэн ткнул колом в сторону темного угла, надеясь наткнуться на что-то зловещее. — Где гробы? Где плененные девственницы? — Девственницы? В Сан-Франциско? — Лисандр фыркнул, и этот звук был полон вековой усталости. — Мальчик мой, ты опоздал лет на пятьдесят. А гробы — это ужасно вредно для позвоночника. Я сплю на ортопедическом матрасе с эффектом памяти. У меня сколиоз с 1890 года.

— Покажи мне холодильник с кровью! — потребовал Стэнли, вкладывая в голос всю свою решимость. — Холодильник? — Лисандр замер, и его лицо исказилось так, будто Стэнли только что предложил использовать «Мону Лизу» в качестве коврика для йоги. — Ты врываешься в мой дом, уничтожаешь ковер, который стоил больше, чем все твои внутренние органы на черном рынке, и смеешь обвинять меня в хранении пищи в *холодильнике*? Мы что, в общежитии колледжа? Вампир смахнул с плеча прилипшее зернышко киноа с таким видом, словно это был радиоактивный клещ. — Мы не держим эликсир вечности рядом с заветренным майонезом и прокисшим молоком, ты, жертва масс-маркета. Идем. Он прошел к стене, увешанной черно-белыми фотографиями мертвых поэтов, и нажал на нос особенно депрессивного Бодлера. Секция стены бесшумно отъехала в сторону, открывая взору не грязный подвал с крюками для туш, а помещение, напоминающее винный погреб элитного ресторана, где официанты презирают вас еще до того, как вы сядете за стол. Стэнли, все еще сжимая в потной ладони ножку от табуретки, шагнул внутрь. Прохладный воздух пах озоном и стерильностью. Вдоль стен тянулись ряды хромированных стеллажей, на которых под идеальным углом покоились бутылки из темного стекла с минималистичными этикетками. — Вот, любуйся, Ван Хельсинг из супермаркета, — Лисандр небрежно взял одну из бутылок. — «Château O-Negative», урожай прошлого года. Донор — веган, занимающийся кроссфитом. Низкий холестерин, высокое содержание эндорфинов, послевкусие с нотками кейла и самодовольства. Он поставил бутылку обратно и смерил Стэна взглядом, в котором жалость боролась с брезгливостью. — Мы не охотимся в подворотнях, мальчик. Мы оформляем подписку. Это крафтовый гемоглобин, выращенный в лаборатории в Силиконовой долине. Никакого насилия, только чистая наука и непомерные ежемесячные взносы. А теперь убери свою палку, пока не выколол себе глаз. Ты выглядишь нелепо.

Стэнли поправил очки средним пальцем — жест, отработанный годами обслуживания клиентов, требующих миндальное молоко в капучино без кофеина. Он взял протянутую бутылку, прищурился на этикетку и выдал фразу, которая должна была либо спасти ему жизнь, либо сделать его смерть невероятно ироничной. — Неплохо для повседневного употребления, — протянул он тоном человека, который знает разницу между «арабикой» и «робустой» и презирает оба варианта. — Но скажите, Лисандр, у вас есть что-нибудь безлактозное? Или, может быть, безглютеновое? Я нахожу, что молочные протеины в крови донора придают послевкусию неприятную, знаете ли, *вязкость*. Словно лижешь старую почтовую марку. Повисла тишина, плотная, как чизкейк из «The Cheesecake Factory». Лисандр замер. Его бледное лицо, выражавшее до этого лишь желание вызвать клининговую службу для устранения биологического мусора в лице Стэна, вдруг озарилось светом узнавания. Это был взгляд, которым один сноб приветствует другого в очереди за лимитированной серией виниловых пластинок. — Вязкость... — прошептал вампир с благоговением. — Именно! Боже мой, я твержу об этом в Совете уже полвека! Они пьют всё подряд, эти варвары. Туристов из Огайо, набитых кукурузным сиропом! Он схватил Стэна за плечо — хватка была ледяной, но уже не угрожающей, скорее товарищеской. — Наконец-то, человек культуры. Ты даже не представляешь, как трудно найти донора на строгой палео-диете в этом городе углеводного разврата. Идем, я просто обязан открыть для тебя «Château Vegan» девяносто восьмого года. Донор был монахом-буддистом, умершим во время медитации. Вкус абсолютно пустой, но какое умиротворение! Лисандр увлек ошарашенного Стэна к дальнему стеллажу, где бутылки покоились на бархатных подушках, словно младенцы королевской крови. Ситуация совершила сальто-мортале: пять минут назад Стэн собирался проткнуть этому парню сердце ножкой от табуретки, а теперь они обсуждали танины и гликемический индекс. — Кстати, — Лисандр небрежно махнул рукой в сторону темного угла погреба, где что-то подозрительно шевелилось в тени огромной дубовой бочки. — Раз уж ты так разбираешься в тонкостях... Не мог бы ты взглянуть на мою проблему с вредителями? У меня там завелся упырь. Настоящий. Жрет крыс и портит фэн-шуй.

— Разумеется, — кивнул Стэнли, поправляя очки с видом профессора, обнаружившего опечатку в диссертации. — Вредители. Бич элитных хранилищ. Вероятно, это что-то из низших эфирных паразитов, привлеченных, гм, несбалансированным уровнем pH в вашей коллекции. Я встречал подобное в лофтах Сохо. Лисандр посмотрел на него с надеждой, граничащей с религиозным экстазом. — Именно! pH! Я знал, что дело в кислотности! — вампир схватил канделябр (потому что, конечно же, у него был канделябр) и махнул рукой, приглашая следовать за собой в темные недра подвала. — Оно там, за бочками с кровью французских поэтов-сифилитиков. Я слышу, как оно чавкает. Звук просто вульгарный. Стэнли покрепче перехватил ножку от табуретки, стараясь, чтобы это выглядело как профессиональный хват, а не как судорога смертника. Они обогнули пирамиду из ящиков и остановились перед массивной дубовой бочкой, из-за которой доносилось низкое, влажное рычание, напоминающее звук прочистки канализации. — Взгляни, — прошептал Лисандр, брезгливо морщась. — Оно сожрало моих лучших крыс. Я выращивал их на диете из трюфелей и пармезана! Стэн осторожно выглянул из-за укрытия. Существо, сидевшее в углу, напоминало плод запретной любви гигантской жабы и облысевшего йети. Кожа твари была серой и лоснилась, как несвежий бекон, а огромные уши дергались в такт жеванию. Оно держало в когтистых лапах что-то, что когда-то было грызуном-гурманом, и методично, с чавканьем, достойным конкурса по поеданию хот-догов, уничтожало деликатес. Это был упырь. Но не тот, что носит плащи и цитирует Байрона. Это был упырь-пролетарий. Грязный, голодный и явно не слышавший о манерах за столом. — Фу, — вырвалось у Стэна. — Выглядит как похмелье, которое обрело плоть. Тварь замерла. Огромные, мутные глаза, в которых не светилось ничего, кроме желания жрать и гадить, уставились на Стэна. Упырь издал звук, похожий на сдувающуюся волынку, и обнажил ряд желтых, кривых зубов. — Ну? — нетерпеливый шепот Лисандра ударил в спину. — Какой диагноз, коллега? Нам нужен экзорцизм? Или, может быть, сандаловое окуривание?

Стэнли шагнул вперед, чувствуя себя тореадором, вышедшим на арену с зубочисткой против карьерного самосвала. Он выпад сделал резкий, но неловкий, словно пытался отметить чекбокс в невидимом бюллетене. Острие «Йокмокка», щедро смазанное чесночной пастой и разбухшим киноа, вонзилось в дряблую плечевую мышцу упыря. Эффект превзошел самые смелые ожидания и законы биологии. Тварь замерла, выронив недоеденный крысиный хвост. Её ноздри, похожие на два пулевых отверстия в куске сырого теста, раздулись, втягивая амбре дешевого супермаркета. А затем упырь издал звук, напоминающий старт двигателя «Запорожца» в морозное утро, и согнулся пополам в конвульсиях. — О боги, — простонал Лисандр, прикрывая лицо надушенным платком. — Он что, собирается…? Упырь, очевидно, обладал непереносимостью не только солнечного света, но и сложных углеводов. С влажным, хлюпающим звуком, от которого у Стэна к горлу подкатил вчерашний пончик, существо изрыгнуло содержимое желудка к ногам «эксперта». Крыса, теперь больше похожая на абстрактную скульптуру из шерсти и сожалений, шлепнулась на бетон. Чудовище заскулило, закрыло лапами слезящиеся глаза и поползло назад, в тень, подальше от ужасного человека с вонючей палкой. Оно выглядело как нашкодивший пес, которого застали за поеданием дивана. Стэнли, стараясь не дышать и сохранять лицо (что было сложно, учитывая, что его очки запотели от испарений), выпрямился и небрежно стряхнул с плаща невидимую пылинку. — Как я и говорил, — произнес он голосом, в котором дрожь можно было принять за профессиональную вибрацию. — Кислотный рефлюкс на фоне диетического дисбаланса. Острая реакция на аллицин. Классика. Лисандр смотрел на него уже не как на бродягу, а как на мессию, спустившегося с небес в сандалиях. — Невероятно, — прошептал вампир. — Вы заставили его очистить чакры одним прикосновением. Вы должны взять меня в ученики. Или хотя бы сказать, где вы купили этот дивный, варварский инструмент.

Стэнли, чувствуя себя шпионом уровня Джеймса Бонда, но с бюджетом провинциального театра, решил ковать железо, пока оно пахнет чесноком. Он поправил очки и, придав голосу заговорщические нотки, наклонился к вампиру. — Лисандр, раз уж мы оба люди… э-э, существа культуры, скажите: где обитают те, кто позорит профессию? Ну, знаете, настоящие отморозки. Те, кто не оценит букет «Шато Веган» и, вероятно, носит синтетику. Мне нужно знать, где найти настоящих злодеев. Эффект был мгновенным и катастрофическим. Лисандр отшатнулся, словно Стэнли только что предложил разбавить коллекционное вино «Кока-Колой». Тень товарищества испарилась, сменившись ледяным презрением аристократа, обнаружившего таракана в своем суфле. — Злодеев? — переспросил Лисандр, и в его голосе зазвенела сталь. — Ты принимаешь меня за справочное бюро для маргиналов? Ты думаешь, я держу в своей записной книжке номера тех, кто пьет из… *пакетов*?! Вампир схватил Стэна за лацкан его скрипучего плаща с силой, удивительной для существа, питающегося исключительно этически безупречной кровью, и потащил к выходу. Упырь в углу, все еще икающий киноа, проводил их мутным взглядом. — Ты хочешь найти дно, мальчик? Прекрасно. Иди в Тендерлойн. Найди клуб «Резус-Фактор». Его держит неандерталец по имени Чэд. Он носит солнцезащитные очки в помещении и пахнет дешевым мужским дезодорантом, который должен привлекать самок, но привлекает только мух и судебные иски. Дверь особняка распахнулась. — Убей его, — бросил Лисандр, выталкивая Стэна в утренний туман. — Не ради спасения человечества, а во имя хорошего вкуса. Чэд носит сандалии с носками. Он заслуживает осины. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась перед носом Стэна с финальностью гильотины. Щелкнул замок. Скрип плаща в тишине показался оглушительным. Стэнли остался один на тротуаре. Без союзника, без доступа к винному погребу, но с новой целью. Чэд. Вампир из Тендерлойна, чье главное преступление, судя по всему, заключалось в отсутствии стиля. Проблема была в том, что Лисандр в своем снобизме забыл упомянуть такие мелочи, как численность охраны Чэда, его сверхспособности или наличие у него дробовика.

Тендерлойн встретил Стэна ароматом, который можно было бы разлить по бутылкам и продавать под названием «Eau de Despair» — сложный букет из прогорклого масла, выхлопных газов и решений, о которых принято жалеть утром. Стэнли занял стратегическую позицию за мусорным баком, который, судя по запаху, служил братской могилой для всех недоеденных бургеров города. Засада длилась вечность. Его плащ из кожзама на холоде затвердел и превратился в средневековый доспех, сковывающий движения и скрипящий при каждом вдохе, как старый диван во время первой брачной ночи. Кофеин, еще час назад заставлявший сердце биться в ритме драм-н-бейса, теперь вероломно покинул организм, оставив после себя дрожь и экзистенциальную тоску. И тут появился он. К клубу «Резус-Фактор» подкатил черный внедорожник, занимающий полторы полосы и компенсирующий, вероятно, микроскопический размер души владельца. Из машины вывалился Чэд. Описание Лисандра было пугающе точным, но не передавало всего масштаба трагедии. Вампир выглядел как баллон с протеином, обретший плоть и дурные манеры. На нем была майка-алкоголичка, едва сдерживающая мышцы, надутые, казалось, велосипедным насосом, и — о да — сандалии с белыми носками. Его кожа имела оттенок «радиоактивный апельсин», а белые солнцезащитные очки в два часа ночи кричали о том, что их хозяин — либо мудак, либо слепой, либо и то и другое. Чэд был не один. Его окружала свита из трех таких же «бро», которые смеялись над чем-то, ударяясь грудью, как брачные тетерева на стероидах. — Бро, я тебе говорю, эта группа крови — чистый сахар! — прогремел голос Чэда, от которого у Стэна заложило уши. — Никакого кето, сплошные углеводы. Вставляет лучше, чем предтреник! Стэнли покрепче перехватил ножку от табуретки. Его план «выскочить и заколоть» разбился о суровую реальность: у этого парня шея была шире, чем талия Стэна, а количество свидетелей превышало разумные пределы. Чэд и его свита направились к входу, где вышибала почтительно распахнул бархатный канат.

Стэнли поправил очки, набрал в грудь побольше воздуха — который здесь, в Тендерлойне, на 40% состоял из выхлопов и на 60% из разбитых надежд — и шагнул навстречу горе мышц в сандалиях. — Йо, бро, — голос Стэна дрогнул, но тут же исправился, упав на октаву ниже, в регистр «уверенный в себе продавец пылесосов». — Слышал, ты ищешь чистый памп? У меня тут поставка. Монахи-марафонцы. Высокогорное кислородное насыщение. Никакого кортизола, только чистый дзен и гемоглобин. Чэд замер. Его солнцезащитные очки медленно сползли на нос, открывая глаза, горящие не столько жаждой крови, сколько жаждой эффективности. Три его спутника, похожие на клонированных бойцовских псов, перестали биться грудью и уставились на Стэна. — Высокогорное? — переспросил Чэд, и в его голосе прозвучало благоговение ребенка, увидевшего Санту с мешком протеина. — Это типа... гипоксическая тренировка прямо в вене? — Именно, — кивнул Стэн, чувствуя, как по спине течет холодная струйка пота. — Гликемический индекс — ноль. Это крафт, чувак. Не то что та жижа из бухгалтеров, которую толкают местные барыги. Чэд издал звук, похожий на мурлыканье тиранозавра, и хлопнул Стэна по плечу так, что у того лязгнули зубы и, возможно, сместился позвонок. — Заходи, бро! — проревел вампир. — Покажешь стафф. Мы как раз собирались делать суперсеты. Внутри «Резус-Фактор» выглядел так, словно тренажерный зал «Gold's Gym» занялся сексом с готическим собором, и их детище решило устроить рейв. Вместо ладана пахло железом и старым потом. Под потолком, на цепях, висели не клетки с танцовщицами, а штанги с чудовищными весами. Вампиры — все как на подбор в майках-алкоголичках и с венами толщиной в садовый шланг — качали железо под ритмичный «унц-унц-унц», напоминающий сердцебиение колибри на кокаине. Чэд провел Стэна в VIP-зону, где вместо диванов стояли скамьи для жима лежа, обитые, кажется, человеческой кожей (хотя, возможно, это был просто очень дорогой дерматин). — Давай, показывай, — Чэд плюхнулся на скамью и требовательно протянул руку, размером с лопату для уборки снега. — Мне нужно закрыть углеводное окно, пока метаболизм на пике. Стэнли судорожно нащупал в кармане бутылку воды «Voss», которую он полчаса назад «освятил» молитвой из Википедии. Это был момент истины. Либо он сейчас продаст воду из-под крана как элитный допинг, либо станет протеиновым батончиком.

— Это хардкорный жиросжигатель. Будет жечь, но это мышцы растут! — Стэнли протянул бутылку с видом фармацевта, вручающего ключи от бессмертия. Чэд, чьи бицепсы имели собственные почтовые индексы, выхватил «Voss» и сорвал крышку зубами, словно гранату. — Ну давай, бро, — прорычал он. — Покажи мне нирвану. Вампир запрокинул голову и влил в себя содержимое одним мощным глотком. Стэнли затаил дыхание, надеясь на силу самовнушения и тот факт, что его «благословение» состояло из бормотания текста песни Мадонны над кулером. Секунду ничего не происходило. Чэд моргнул. Его лицо, похожее на пережаренный стейк, выразило недоумение. — Чё-то как-то… — начал он, и тут из его ноздрей вырвался дымок, тонкий и сизый, как от задутой свечи. Внезапно глаза Чэда полезли из орбит с энтузиазмом мультяшного персонажа. Он схватился за горло руками, пальцы которых напоминали сардельки-убийцы, и издал звук, который можно было бы описать как «свист чайника, попавшего в ад». — А-А-А! — вопль был нечеловеческим. — ОНО ЖЖЁТСЯ! ОНО РЕАЛЬНО ЖЖЁТСЯ! Изо рта главного качка Тендерлойна вырвался фонтан пены вперемешку с паром. Святая вода, вопреки всем законам химии и здравого смысла Стэна, вступила в бурную реакцию с нечистой сущностью, разъедая пищевод вампира с эффективностью промышленного растворителя. — Это работает! — пискнул Стэнли, инстинктивно делая шаг назад. — Жир плавится! Чэд рухнул на колени, опрокинув стойку с гантелями. Его кожа начала пузыриться, а запах в VIP-зоне мгновенно сменился с мужского пота на аромат барбекю, которое пошло катастрофически не так. Три «бро» из свиты застыли, глядя на своего корчащегося лидера. Медленно, как в плохом слоу-мо, они повернули головы к Стэну. В их глазах, лишенных интеллекта, но полных злобы, читалось осознание: этот тощий парень в скрипучем плаще только что накормил их альфу кислотой. — Он убил Чэда! — взревел один из них, чья шея была шире, чем будущее Стэна. Маскировка была не просто сорвана — она была сожжена, растоптана и оплевана. Стэнли остался один посреди спортзала, полного вампиров на стероидах, с пустой пластиковой бутылкой в руке и эрекцией ужаса, которая была абсолютно неуместна.

Стэнли швырнул пустую пластиковую бутылку. Описав в воздухе дугу, достойную олимпийской медали по художественной гимнастике, она со звонким «бонк!» отскочила от лба ближайшего вампира. Пока мозг качка, привыкший обрабатывать только команды «жми» и «тяни», пытался осознать концепцию летящего пластика, Стэнли уже стартовал. Он несся к пожарному выходу с грацией напуганного страуса на роликах. Его плащ из кожзама издавал звуки, напоминающие яростную перепалку двух резиновых уток, но в грохоте техно и предсмертных хрипах Чэда это было неважно. Стэнли врезался в перекладину двери всем телом, вышибая её наружу вместе с куском штукатурки и собственной самооценкой. Прохладный воздух Тендерлойна, пахнущий прокисшим пивом и безысходностью, ударил в лицо как благословение. Стэн вывалился в переулок, проехался подошвами тактических сандалий по луже сомнительного происхождения и чудом удержал равновесие, размахивая руками, как мельница в ураган. Тяжелая металлическая дверь захлопнулась за его спиной с лязгом тюремной решетки. Секунду спустя она содрогнулась от мощного удара изнутри. Металл жалобно застонал, на поверхности проступил выпуклый отпечаток кулака размером с голову младенца. Стэнли прижался спиной к кирпичной стене напротив, жадно глотая воздух, который на 80% состоял из тумана и на 20% из выхлопов. — Господи Иисусе и все его апостолы-серфингисты, — выдохнул он, глядя на дрожащую дверь. — Я только что расплавил качка водой из кулера. Внутри клуба ревел разъяренный улей. Они не просто хотели его крови — они хотели разобрать его на протеиновые батончики. Дверь держалась, но судя по звукам, петли уже писали завещание. Оставаться здесь было так же разумно, как делать селфи с медведем гризли во время брачного периода.

Стэнли вцепился в нижнюю перекладину пожарной лестницы, и металл отозвался визгом, который мог бы служить брачным зовом для механических птеродактилей. Ржавчина посыпалась ему в глаза и за шиворот, словно перхоть Сатаны, но выбора не было — дверь внизу уже выгибалась пузырем, напоминая живот беременного чужого. Он карабкался вверх, перебирая ногами с грацией панического краба. Каждый шаг сопровождался стоном металла, достаточно громким, чтобы разбудить мертвых даже на соседнем кладбище. Когда его пальцы, сбитые в кровь о шершавые ступени, наконец ухватились за парапет крыши, дверь внизу с грохотом вылетела из проема, сбив мусорный бак. — Вон он! — раздался рык снизу. — Тащите его сюда! Я хочу сделать из его позвоночника скакалку! Стэн перевалился через край и рухнул на гудрон, тяжело дыша. Легкие горели так, словно он вдохнул содержимое фритюрницы. Частичный успех: он был наверху, но теперь вся вампирская качалка знала его точные координаты, а лестница, вибрируя от ярости, уже принимала вес первых преследователей. Крыша представляла собой кладбище вентиляционных коробов и голубиного помета, укутанное туманом, плотным, как суп-пюре из брокколи в школьной столовой. Вдали виднелись очертания соседнего здания — старого кирпичного склада, отделенного от клуба пропастью переулка шириной метра в полтора. В обычное время это расстояние вызвало бы у Стэна лишь легкое головокружение, но сейчас, под аккомпанемент приближающегося топота и обещаний насильственной инверсии внутренних органов, оно казалось Гранд-Каньоном. Стэнли поднялся на дрожащие ноги. Его плащ развевался на ветру, придавая ему вид супергероя, которого уволили за профнепригодность в первый же день. У него было секунд тридцать, прежде чем на крыше станет тесно, как в метро в час пик, только пассажиры будут хотеть не просто наступить на ногу, а оторвать её.

Стэнли разбежался, вкладывая в этот рывок всю ярость офисного планктона, решившего стать ниндзя. В его голове звучал эпический саундтрек Ханса Циммера, но реальность, как обычно, предпочла включить звук сдувающейся подушки-пердушки. В момент отрыва левая нога Стэна, обутая в тактическую сандалию, нашла единственное мокрое пятно голубиного дерьма на всей крыше. Сцепление с поверхностью исчезло быстрее, чем энтузиазм на встрече выпускников. Вместо грациозного прыжка пантеры Стэнли исполнил фигуру, известную в профессиональном спорте как «бросок мешка с картошкой в вентилятор». Он перелетел через пропасть, но не *на* крышу склада, а *в* его стену. Удар выбил из него дух, очки и остатки самоуважения. Лицо встретилось с кирпичной кладкой с таким звуком, будто кто-то шлепнул мокрой рыбой по капоту «Лексуса». Гравитация, эта бессердечная стерва, тут же предъявила свои права, и Стэнли заскользил вниз, срывая ногти и собирая лицом паутину вековой выдержки. Полет закончился в том самом мусорном баке, который он так опрометчиво использовал как укрытие ранее. Крышка была открыта — единственное везение за ночь. Стэн рухнул в мягкую, зловонную кучу мешков, пахнущих прокисшим майонезом, гнилой капустой и чьими-то разрушенными мечтами. Сверху на него спланировал кусок штукатурки. — Ох, бл… — простонал он, чувствуя, как что-то липкое затекает за шиворот. Это был либо соус «Тысяча островов», либо кровь, либо эктоплазма. В Тендерлойне никогда не угадаешь. Сверху, с края крыши клуба, донеслись голоса. Они звучали приглушенно, но отчетливо. — Ты видел это? — спросил кто-то басом. — Чувак просто самоубился об стену. — Лол, — ответил другой. — Чистый кринж. Пошли, нам еще протеин пить. Этот дрыщ уже не жилец. Стэнли замер, погребенный под пакетами с мусором. Он был жив, относительно цел (если не считать ушибленного эго и, возможно, трещины в ребре), и теперь пах как бомж, который подрабатывает дегустатором на свалке. Зато он был невидим.

Стэнли не дышал. Это было несложно, учитывая, что любой вдох грозил перманентным выжиганием обонятельных рецепторов. Он лежал под слоем черных пакетов, мягких и податливых, как животы пенсионеров на пляже Флориды, и чувствовал, как по щеке стекает что-то теплое и вязкое. Он молился, чтобы это был соус барбекю, но внутренний голос подсказывал, что жизнь редко бывает так добра. Сверху, в проеме выбитой двери, нарисовались силуэты. Три горы мышц, обтянутые синтетикой, сканировали переулок своими красными глазками. — Я ничего не чувствую, бро, — прогудел один из них, голос которого звучал как работающий бетономешалка. — Тут воняет так, будто снежный человек сдох, обосрался, а потом сдох еще раз. — Он растворился, — с суеверным ужасом прошептал второй. — Ты видел, что он сделал с Чэдом? Это была не вода, чувак. Это была какая-то нано-кислота. Правительство, отвечаю. Чэд просто стек в свои носки. Повисла тишина, нарушаемая только далеким воем сирены и урчанием в животе Стэна, которое, к счастью, было заглушено чавканьем крысы где-то у него в ногах. — Валим, — решил третий. — Если этот псих вернется с брандспойтом, я не хочу стать лужей протеина. Скажем Совету, что Чэд уехал на ретрит в Тибет. Дверь со скрипом вставили обратно, забаррикадировав чем-то тяжелым изнутри. Щелкнули замки. Стэнли остался один, коронованный банановой кожурой и титулом правительственного ликвидатора. Он медленно, с хлюпаньем, выбрался из кучи. Его плащ из кожзама теперь имел уникальную текстуру «городское дно», а запах, исходящий от него, мог бы остановить небольшую армию или, по крайней мере, обеспечить свободное место в автобусе в час пик. Но он был жив. И, что важнее, вампиры его боялись. Они думали, что у него есть нано-технологии, хотя у него была только бутылка из-под воды и ипотека на образование. Стэнли поправил очки, которые теперь держались на одном ухе и честном слове, и посмотрел на свое отражение в луже бензина. — Химический убийца, — пробормотал он, отлепляя кусок салата от лацкана. — Звучит неплохо для резюме.

Путь назад через ночной город напоминал парад одного актера в театре абсурда. Проститутки на перекрестке, завидев Стэна, перешли на другую сторону улицы и начали молиться. Бродячая собака, решившая было понюхать его ботинок, чихнула, обиженно гавкнула и убежала искать более гигиеничную жертву. Когда Стэнли толкнул дверь «Пончика Судьбы», веселый звон колокольчика прозвучал как похоронный набат по санитарным нормам. Он вошел внутрь, оставляя на кафеле влажные, маслянистые следы, напоминающие карту вторжения слизней. Его плащ, теперь покрытый слоем городской патины — окурками, кофейной гущей и чем-то, что подозрительно напоминало использованный презерватив, прилипший к локтю, — издал звук, похожий на вздох умирающего тюленя. Внутри было тихо. За столиком у окна сидела парочка готов, обсуждавших тщетность бытия. У стойки клевал носом полицейский с пончиком, застрявшим на полпути ко рту. Атмосфера изменилась мгновенно. Сначала до них донесся звук — шлепанье мокрых сандалий и скрип кожзама. Затем пришел Запах. Это был не просто запах; это была обонятельная симфония разложения, ария гнилой капусты в исполнении хора прокисших йогуртов. Полицейский проснулся, дернулся и уронил пончик в кофе. Готы, забыв о тщетности бытия, с ужасом осознали физиологичность реальности. Бариста, парень с пирсингом в носу и взглядом человека, который видел всё, медленно попятился к кофемашине, словно надеялся использовать её как щит от радиации. Стэнли поправил очки, размазав по щеке полосу грязи, и подошел к кассе. Вокруг него образовалась санитарная зона отчуждения радиусом в три метра. — Мне нужен черный кофе, — произнес он голосом, в котором звучала усталость тысячи поколений мусорщиков. — И пароль от Wi-Fi. Мне нужно загуглить, как отстирать достоинство с полиэстера. Он положил на прилавок смятую купюру, которая была влажной. Бариста посмотрел на деньги так, словно Стэн предложил ему купить сибирскую язву в рассрочку. — За счет заведения, — пискнул парень, ставя перед Стэном самый большой стакан. — Только, пожалуйста... не садись на тканевые стулья.

Стэнли вытер палец о наименее грязный участок своего плаща и нажал «Поиск». Он ожидал увидеть темную паутину, шифрование военного уровня или хотя бы страницу с вращающимся черепом и MIDI-файлом органной музыки. Вместо этого Google, этот великий уравнитель богов и идиотов, выдал ссылку на закрытую группу в Facebook под названием «Общество Ночного Досуга Сан-Франциско (Только для своих)». Пароль к админ-панели на их официальном сайте — сверстанном, судя по дизайну, дальтоником-готом в 1998 году — оказался сложнейшей комбинацией: «Lestat123». Стэнли хмыкнул, поправил сползающие очки и погрузился в чтение. То, что он увидел, заставило бы его расхохотаться, если бы ребра не напоминали о встрече с мусорным баком. Вампиры Сан-Франциско не просто знали о нем. Они были в панике. На главной странице мигал красный баннер: «ВНИМАНИЕ! В ТЕНДЕРЛОЙНЕ ЗАМЕЧЕН ЛИКВИДАТОР. КОДОВОЕ ИМЯ: ТОКСИЧНЫЙ МСТИТЕЛЬ». Ниже следовало описание инцидента с Чэдом, которое читалось как сценарий к фильму Майкла Бэя. По версии очевидцев, Стэнли использовал «экспериментальный нано-растворитель» и «психотронное поле страха» (видимо, так они интерпретировали запах помойки). — Я не неудачник, — прошептал Стэнли, чувствуя, как в груди разливается тепло, не связанное с изжогой. — Я биологическое оружие. В разделе «Мероприятия» висело свежее объявление: «ЭКСТРЕННОЕ СОБРАНИЕ СОВЕТА. Тема: Угроза полного истребления. Место: Клуб „Негатив“, VIP-ложа. Время: СЕЙЧАС. Дресс-код: Траурный шик». Стэнли сделал глоток остывшего кофе. Он знал, где находится «Негатив» — это было пафосное заведение в СоМа, куда пускали только тех, чья одежда стоила дороже, чем почка Стэна. Теперь он знал, где прячутся старейшины. И самое главное — они думали, что он профессионал. В его голове начал созревать план, столь же безумный, сколь и его наряд. Если они считают его монстром, почему бы не стать им? В конце концов, у него есть главное оружие массового поражения — он сам.

Очередь в клуб «Негатив» напоминала кастинг для ремейка «Интервью с вампиром», бюджет которого ушел на лак для волос и черную подводку. Толпа бледных существ в бархате и латексе стояла неподвижно, излучая скуку вековой выдержки. Стэнли прошел сквозь них, как горячий нож сквозь масло, если бы нож был сделан из протухшей рыбы, а масло обладало обонянием. Вампиры, чьи носы были настроены на тончайшие оттенки гемоглобина, шарахались от него с грацией, обычно присущей кошкам при виде огурца. Его плащ, пропитанный эссенцией мусорного бака Тендерлойна, служил лучшим силовым полем, чем любые технологии Старка. У входа возвышался вышибала — гора плоти размером с небольшой внедорожник, с гарнитурой в ухе, которая выглядела как игрушечная. Он преградил путь рукой, толщиной с бедро Стэна, но тут же замер, втянув ноздрями воздух. — Матерь Божья, — прохрипел гигант, и его лицо, и без того серое, приобрело оттенок старой овсянки. — Это что... нервно-паралитический газ «Новичок» урожая девяносто пятого? Стэнли, чье сердце билось где-то в районе гланд, поправил очки пальцем, стараясь не размазать грязь еще сильнее. — Это «Eau de Apocalypse», — произнес он голосом, который должен был звучать зловеще, но сорвался на писк. — Специальный купаж для закрытых помещений. У тебя есть три секунды, чтобы решить: ты хочешь вдохнуть глубже или открыть дверь. Вышибала не стал ждать. Он отступил с поспешностью, оскорбительной для его репутации, и что-то панически зашептал в микрофон. Бархатный канат упал. Внутри клуб выглядел как стерильная операционная, в которой решили провести сатанинскую мессу. Белые стены, черный пол, и музыка — монотонное «бум-бум-бум», звучащее так, словно у робота-пылесоса случилась мигрень. Но Стэну не дали осмотреться. К нему тут же подскочил администратор, похожий на испуганного хорька в смокинге, и, стараясь не дышать, жестом пригласил следовать за собой. Они прошли мимо танцпола, где дергались тела, и поднялись по винтовой лестнице в VIP-ложу, нависающую над залом как балкон диктатора. Администратор распахнул двери и почтительно исчез, словно боялся заразиться неудачей. За длинным стеклянным столом сидело семеро. Совет. Они выглядели так, будто сошли со страниц журнала Vogue для некрофилов. И все они смотрели на Стэна. В центре сидела женщина с прической, бросающей вызов гравитации, и бокалом чего-то густого и красного. — Токсичный Мститель, я полагаю? — ее голос был холоднее, чем сиденье унитаза в январе. — Мы ждали вас. Хотя и надеялись, что вы... проветритесь перед визитом. Стэнли стоял посреди комнаты, сжимая в кармане ножку от табуретки. Блеф сработал слишком хорошо: он был внутри, но теперь от него ждали не заказа кофе, а геноцида.

— У кого-нибудь есть зарядка для iPhone? Мой детонатор садится, — небрежно поинтересовался Стэнли. Эффект был мгновенным и великолепным, как падение свадебного торта на похоронах. Семь бессмертных повелителей ночи, существа, пережившие чуму, инквизицию и моду на джинсы с низкой посадкой, одновременно дернулись, словно кто-то включил пылесос в комнате, полной котов. Один из них, бледный юноша с лицом поэта, умершего от туберкулеза и скуки, дрожащими руками извлек из складок своего бархатного камзола зарядный кабель. Это был не просто провод — это была плетёная золотая нить, вероятно, выдернутая из гривы единорога, с разъемом Lightning на конце. — Осторожно! — взвизгнула глава Совета, женщина с прической, напоминающей взрыв на макаронной фабрике. — Не тряси! Если контакт отойдет, мы все превратимся в радиоактивное конфетти! Стэнли принял кабель с грацией хирурга, обезвреживающего бомбу зубочисткой. Он медленно, стараясь не делать резких движений (преимущественно из-за того, что его ребра ощущались как мешок с битым стеклом), подключил свой телефон. Раздался тихий, но в гробовой тишине оглушительный звук: «Дзынь!». Экран загорелся, показав 4% заряда и уведомление от Duolingo, умоляющее не бросать испанский. Совет выдохнул. Коллективный вздох семи мертвецов прозвучал как сдувающийся надувной матрас. — Таймер... на паузе, — произнес Стэнли, глядя на них поверх треснувших очков. Его голос звучал хрипло, что они, безусловно, приняли за профессиональную усталость киллера, а не за последствия вдыхания мусорного сока. — Пока что. Он опустился на свободный стул — дизайнерский кошмар из стекла и хрома, который стоил больше, чем все органы Стэна вместе взятые. Запах прокисшего майонеза и городской тоски, исходящий от его плаща, волной накрыл стол. Вампиры вежливо, но поспешно прижали к носам надушенные платки. — Мы ценим вашу... сдержанность, мистер Мститель, — сказала глава Совета, чьи глаза слезились от амбре. — Чэд был идиотом. Его устранение — это услуга экосистеме. Но зачем приходить к нам? Мы платим взносы. Мы не носим сандалии с носками. Стэнли скрестил пальцы на животе, чувствуя, как липкая грязь склеивает их в замок. — Чэд был симптомом, — сымпровизировал он, вспомнив фразу из какого-то медицинского сериала. — Я здесь, чтобы вылечить болезнь. Кто-то в этом городе нарушает баланс. Кто-то, кто делает вампиров... слишком заметными. Он понятия не имел, о чем говорит, но в мире, где люди пьют кровь из пакетов и боятся глютена, уверенный бред часто сходит за пророчество.

— Эспрессо, — произнес Стэн тоном, не терпящим возражений, и обвел присутствующих безумным взглядом, от которого даже у бессмертных по спине пробежал холодок. Чашка эспрессо появилась перед Стэном с той же осторожностью, с какой сапер кладет кусачки рядом с красным проводом. Официант — существо с кожей цвета пергамента и глазами, видевшими падение Рима, — задержал дыхание так надолго, что Стэн начал беспокоиться за его (технически отсутствующую) жизнь. Стэнли поднял крошечную чашку мизинцем вверх, игнорируя тот факт, что его мизинец был облеплен чем-то, напоминающим карамелизированный лук из помойки. Он сделал глоток. Это был божественный нектар. Кофеин ударил в мозг с деликатностью кувалды, обернутой в бархат. Мир стал немного четче, боль в ребрах перешла из категории «смертельная агония» в разряд «навязчивое напоминание о бренности бытия», а уверенность в собственной лжи выросла на 15%. — Неплохо, — прохрипел он, со стуком ставя чашку на стеклянный стол. Звук заставил главу Совета вздрогнуть так, словно у нее сработал пейджер из девяностых. — Но у меня мало времени. Мой… таймер не любит ждать. Он выразительно покосился на iPhone, где предательские 6% заряда боролись за жизнь с яркостью экрана. — Кто мутит воду? — спросил Стэн, стараясь звучать как Лиам Нисон, если бы тот работал ассенизатором. — Кто заставляет вас нервничать так сильно, что вы готовы терпеть мое общество? Я знаю, что Чэд был просто тупым качком. Кто настоящий вирус? Женщина с прической-взрывом поджала губы, которые, вероятно, помнили поцелуи Наполеона. — Её зовут Кристал, — выплюнула она это имя, как косточку от вишни. — Графиня Кристал. Она… инфлюенсер. По столу пронесся ропот ужаса. Один из старейшин перекрестился, что было технически невозможно для вампира, но страх творит чудеса. — Она открыла стартап «Gloom», — продолжила глава, и в её голосе зазвучала вековая усталость. — «Осознанное вампирство». Она продает курсы по принятию своей тёмной стороны, веганскую кровь из пробирки и, что хуже всего, проводит ретриты в парке «Золотые Ворота» на рассвете. С SPF 5000. Она превращает наше проклятие в лайфстайл-бренд. Если люди узнают, что мы существуем не как монстры, а как целевая аудитория для продажи ароматических свечей… нас просто засмеют до смерти. Стэнли моргнул. Он ожидал древнего демона, а получил Гвинет Пэлтроу с клыками. — Она нарушает Маскарад? — уточнил он. — Она делает из него реалити-шоу в TikTok, — простонал поэт с зарядкой. — Устрани её. И мы забудем про Чэда. Мы даже дадим тебе скидочную карту в нашу химчистку. Тебе она явно нужнее, чем нам. Телефон Стэна пискнул. 5%. — Договорились, — сказал он, поднимаясь и оставляя на дизайнерском стуле жирное пятно, которое, несомненно, станет предметом обсуждения реставраторов на века. — Где её искать?

Стэнли решил не терять времени и прямо спросил адрес её студии или офиса. Женщина с прической, нарушающей Женевскую конвенцию, протянула ему визитку. Она была черной, матовой и на ощупь напоминала кожу дельфина-депрессанта. Текст на ней был набран шрифтом Helvetica, настолько тонким, что он практически исчезал, если на него не смотреть с классовой ненавистью. — Догпатч, — сказала она. — Бывшая фабрика по производству майонеза. Теперь это «Пространство Gloom». У неё там закрытая презентация сыворотки «Вечное Сияние Чистого Разума… и Кожи». — Я разберусь, — буркнул Стэнли, выдергивая телефон из золотого кабеля. Экран мигнул, показав 6% и сообщение от мамы: «Ты кушал?». Он решил, что это можно считать тактическим инструктажем. Путь к выходу был похож на дефиле прокаженного пророка. Вампиры расступались, прижимая к носам надушенные платки и бокалы с кровью, стараясь не попасть в радиус поражения его аромата. Вышибала у двери почтительно открыл её кончиком мизинца, прошептав что-то вроде «Слава чуме». Оказавшись на улице, Стэнли столкнулся с логистической проблемой. Uber отпадал: его рейтинг пассажира и так держался на честном слове и чаевых, а поездка в таком виде гарантировала бы ему пожизненный бан и, возможно, иск за биологический терроризм. Единственным вариантом оставался одинокий электросамокат «Lime», прислоненный к мусорному баку, словно пьяный фламинго. Стэнли активировал его, потратив драгоценный процент зарядки, и встал на деку. Плащ из кожзама взметнулся за его спиной, когда он разогнался до головокружительных пятнадцати километров в час. Он несся сквозь туман Сан-Франциско, скрипя пластиком и пахнув, как забытый в тепле бутерброд с тунцом, — рыцарь печального образа на батарейках. Штаб-квартира «Gloom» выглядела так, словно Apple Store переспал с похоронным бюро. Огромный кирпичный куб с минималистичной неоновой вывеской в виде капли крови, которая подмигивала. У входа не было охраны в привычном понимании — вместо громил там стояли двое парней в обтягивающих водолазках, которые проверяли списки гостей на iPad и осуждающе смотрели на углеводный состав прохожих. Стэнли припарковал самокат в кустах (то есть, швырнул его в гортензию) и поправил очки. Прямая атака здесь не сработает — эти парни не боялись физической силы, они боялись плохих отзывов на Yelp и глютена.

Стэнли поправил очки, которые держались на переносице исключительно силой воли и слоем жирной грязи, и шагнул к дверям с уверенностью человека, несущего в себе биологическую угрозу. Он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы выдать свой лучший командный рык, но запах собственного плаща заставил его слегка поперхнуться. — Дорогу, — прохрипел он, размахивая ножкой от табуретки как жезлом гаишника. — Служба утилизации токсичных отходов. У вас тут утечка… пафоса. Мне нужно внутрь, пока это не проело дыру в озоновом слое. Один из парней в водолазке, чье лицо выражало абсолютное отсутствие интереса к чему-либо, кроме собственного профиля в Instagram, лениво поднял глаза от планшета. Он не отшатнулся. Он не закрыл нос. Он просто посмотрел на Стэна так, как веган смотрит на человека, жующего живую курицу. — Чувак, — протянул он голосом, в котором звенела пустота. — Ты серьезно? Мы используем только сертифицированных подрядчиков с нулевым углеродным следом. А ты выглядишь как… углеродный йети. Второй охранник навел на Стэна смартфон. — Я сканирую твою ауру, и приложение говорит, что ты «токсичен» не в профессиональном смысле, а в смысле «тебе нужна терапия и душ». Ты не в списке, бро. И твой аутфит нарушает наши гайдлайны по визуальной экологии. Это пространство safe space, а ты — ходячий триггер. — Но я… — начал Стэн, чувствуя, как его легендарный статус «Токсичного Мстителя» рассыпается в прах перед лицом корпоративного снобизма. — Нет, — отрезал первый, делая движение пальцем по экрану, словно смахивая Стэна в корзину. — Уходи. Или мы вызовем дрон-уборщик. И поверь, у него режим «деликатной стирки» сломан с прошлого вторника. Двери из матового стекла сомкнулись перед носом Стэна с мягким, издевательским шипением. Он остался стоять на тротуаре, чувствуя себя пакетом мусора, который забыли вывезти даже крысы. Его телефон в кармане издал последний, предсмертный писк и отключился. Теперь у него не было ни связи, ни плана, ни достоинства. Зато справа, за углом кирпичного здания, послышался шум мотора. К служебному входу подъезжал фургон с логотипом «Кровавая Мэри: Органический Кейтеринг».

Стэнли нырнул в темное чрево фургона с грацией мешка картошки, брошенного с моста. Он рассчитывал приземлиться в мягкую тень, но судьба, эта злобная стерва с чувством юмора школьного хулигана, подставила ему под ноги ящик с надписью «Винтажная плазма (2015, Долина Напа)». Раздался звук, похожий на взрыв на стекольном заводе. Стэнли поехал по полу, увлекая за собой пирамиду из бутылок. Красная жидкость — густая, липкая и пахнущая железом — фонтаном ударила в потолок, заливая его с ног до головы. Теперь он не просто вонял помойкой; он выглядел как жертва, сбежавшая из особо небюджетного слэшера. — Твою мать! — взревел голос, звучавший как работающий гравийный карьер. Над Стэном нависла фигура в окровавленном фартуке. Это был не человек. Это был шкаф с ногами, у которого лицо напоминало мясной рулет, забытый в духовке. Громила-гуль схватил Стэна за шиворот, поднимая его в воздух, как нашкодившего котенка. — Ты разбил «Мерло» для VIP-зоны! — прорычал гуль, и его дыхание могло бы снимать краску со стен. Он втянул воздух носом, похожим на две черные дыры. — А воняешь так, будто сожрал скунса, высрал его, а потом в этом вывалялся. — Я… санитарный аудит? — пискнул Стэнли, поправляя очки, которые теперь были залеплены красной жижей. — Парни! — рявкнул гуль, игнорируя блеф. — У нас тут биологическая угроза! Заверните этого урода, пока он не испортил канапе с икрой! Прежде чем Стэн успел выхватить ножку от табуретки, на него набросились двое подручных. Мир закружился в вихре прозрачного полиэтилена. Они пеленали его с профессионализмом упаковщиков багажа в аэропорту, только с большим энтузиазмом и меньшим уважением к правам человека. Через тридцать секунд Стэнли превратился в гигантскую, вонючую, кровоточащую сосиску в пластиковой оболочке. — Кидайте его на тележку с отходами, — скомандовал главный. — Сдадим на кухню, пусть шеф решит, пустить его на удобрения или сразу в печь. Стэна швырнули на холодный металл тележки, завалив сверху мешками с луком. Колеса загрохотали по асфальту, а затем звук сменился мягким гудением резины по наливному полу. Он был внутри. Недвижимый, униженный, маринующийся в собственном соку и чужой крови, но внутри.

Стэн попытался лежать тихо и притворяться мертвым или очень вонючим луком, но мир вращался, пока тележка грохотала по коридорам, и каждый стык плитки отдавался в ребрах Стэна глухим напоминанием о том, что он идиот. Он чувствовал себя сосиской, забытой на заднем сиденье машины в жаркий день — потной, сдавленной и вызывающей вопросы у санитарных служб. Тележка резко остановилась, и инерция впечатала лицо Стэна в пакет с чем-то мягким и хрустящим. Судя по звуку, это был либо сельдерей, либо пальцы пианиста. — Кес-кё-се? — раздался голос, звучавший так, словно кто-то прокручивал гравий в блендере, пытаясь имитировать французский акцент. — Что это за куча мерда вы мне привезли? — Спецзаказ, Шеф, — буркнул доставщик, чьи шаги удалились с поспешностью человека, не желающего отвечать на дополнительные вопросы. — «Ферментированный протеин». Вонь стоит такая, что глаза режет. Высший сорт. Над Стэном нависла тень. Пленка заскрипела, и перед его глазами, затуманенными конденсатом и ужасом, появилось лицо. Это был гуль в высоком белом колпаке, который выглядел так, словно его сшили из остатков трех разных людей, причем ни один из них не был красавцем. Его фартук напоминал полотно Джексона Поллока, если бы тот рисовал исключительно артериальной кровью. — О-ля-ля! — Шеф втянул воздух ноздрями, похожими на две черные дыры. — Какой букет! Нотки помойки, отчаяния и... это что, дешевый одеколон? Нет, это запах страха! Магнифик! Мы сделаем из него тартар для графини. Шеф поднял тесак размером с дверь от «Хонды Цивик». Лезвие блеснуло в свете галогенных ламп, и Стэнли понял, что его карьера охотника на вампиров рискует закончиться в разделе «Холодные закуски». Нож со свистом опустился, но не на шею Стэна, а рядом, рассекая пленку в районе лица. Стэнли жадно глотнул воздух, пахнущий сырым мясом и элитными специями. — Мясо выглядит жестковатым, — задумчиво произнес Шеф, тыкая пальцем, холодным как труп (что было логично), в щеку Стэна. — Придется отбить. Жан-Пьер, неси молоток!

— Я — МИШЛЕНОВСКИЙ ИНСПЕКТОР! — взвизгнул Стэнли, и его голос, сжатый несколькими слоями пищевой пленки, прозвучал как писк резиновой курицы, на которую наступил сумоист. — У вас тут… антисанитария! Тараканы в супе! Я закрою эту лавочку! Шеф замер. Его глаза-бусинки, глубоко посаженные в череп, лишенный таких буржуазных излишеств, как кожа, сузились. Он наклонился к Стэну так близко, что тот смог разглядеть остатки петрушки между его зубами, которые, вероятно, помнили еще правление Рейгана. — Мишлен? — задумчиво переспросил гуль, словно пробуя слово на вкус. — Как шины? Резина. Жестко. Очень жестко. Он повернулся к своему помощнику, который уже тащил молоток, выглядевший так, будто Тор забыл его на скотобойне после пьяной вечеринки. — Жан-Пьер! — рявкнул Шеф. — Это не просто «ферментированный протеин». Это «Инспектор». Старое, жилистое, желчное мясо. Оно пропитано бюрократией и канцелярской пылью. Обычный молоток тут не справится. Неси «Вдоводел». Жан-Пьер радостно угукнул и швырнул обычный молоток в раковину, где тот расколол пару тарелок. Он нырнул в шкаф и извлек оттуда инструмент, который, судя по шипам, использовался испанской инквизицией для особо упрямых еретиков. Стэнли почувствовал, как его мочевой пузырь пытается подать в отставку. Его блеф сработал с эффективностью, обратной желаемой: вместо того чтобы напугать повара, он просто убедил его в необходимости превратить Стэна в фарш максимально брутальным способом. — Подождите! — захрипел он, пытаясь извиваться, как гусеница в коконе. Пленка скрипела, но держала крепче, чем ипотечный договор. — Вы не поняли! Я нежный! Я мраморный! Я вообще… десерт! — Молчать, ингредиент, — отрезал Шеф, посыпая Стэна крупной морской солью. Кристаллы жгли ссадины на лице, добавляя к букету ощущений нотки мазохизма. — Инспекторы всегда много болтают. Это делает язык жестким. Жан-Пьер, начни с головы. Нам нужно размягчить мозг, чтобы он не горчил мыслями. Шипастая тень накрыла Стэна. У него оставалось примерно полторы секунды до того, как он станет первым в истории инспектором-шницелем.

Стэнли набрал в грудь воздуха и заорал во всё горло: «Я полон ГЛЮТЕНА и трансжиров! Я убью графиню!» Слово «ГЛЮТЕН» повисло в воздухе, тяжелое и липкое, как переваренные макароны. Шипастый молот «Вдоводел» замер в миллиметре от носа Стэнли, вибрируя от инерции и разочарования. Шеф отшатнулся так резко, словно Стэнли только что признался, что голосует за запрет фуа-гра. Его лицо, представлявшее собой кулинарную карту шрамов и ожогов, исказилось в гримасе чистого, неразбавленного отвращения. — Трансжиры? — прошептал он с ужасом, достойным вегана в мясной лавке. — Глютен? В моей кухне? Ты что, пытаешься убить Графиню целлюлитом?! Он брезгливо ткнул в Стэнли рукояткой ножа, словно проверяя степень радиоактивного заражения. — Жан-Пьер! — взвизгнул Шеф, срывая с себя окровавленный фартук. — Убери это! Это не мясо, это биологическое оружие! Если Кристал съест хоть кусочек этого углеводного кошмара, её аура покроется прыщами на веки вечные! Мы потеряем звезду! — В суп? — с надеждой спросил Жан-Пьер, чья лобная доля явно была меньше, чем тефтеля. — Идиот! — рявкнул Шеф. — В компост! К червям! Только убедись, что он не коснется рукколы. У меня нет времени на дезинфекцию всего цеха. Тележка со Стэнли, всё ещё упакованным в пленку и присыпанным солью, как бюджетная закуска к пиву, снова пришла в движение. Жан-Пьер, бурча проклятия на древнем диалекте, состоящем преимущественно из гласных, покатил его прочь из кухни. Они выехали в длинный полутемный коридор, где пахло лавандой, серой и деньгами. Сквозь пленку Стэнли видел мелькающие огни и слышал глухие басы музыки — презентация Графини была где-то рядом. Жан-Пьер толкал тележку с энтузиазмом человека, который везет на свалку старый холодильник, и совершенно не обращал внимания на то, что «отходы» пытаются нащупать в кармане осиновый кол. Внезапно гуль затормозил у тяжелых бархатных портьер, за которыми ревела толпа. Жан-Пьер, видимо, решил сделать пит-стоп, чтобы одним глазком взглянуть на шоу, оставив Стэнли мариноваться в собственном соку прямо у входа на сцену.

Гравитация, эта бессердечная сука, наконец-то решила поработать на Стэнли. Он качнулся всем телом, как гигантская личинка, решившая, что пора стать бабочкой, и тележка с предательским скрипом накренилась. Мир перевернулся. Удар о пол был смягчен слоями пленки и собственной гордостью Стэна, которая к этому моменту уже напоминала отбивную. Он покатился. О, как он катился! Это был не просто кувырок — это был триумфальный выезд человеческой сосиски в мир высокой моды. Стэнли прорвал бархатные портьеры головой и вылетел на залитую светом сцену с грацией боулинг-шара, нацеленного на страйк всей своей жизни. Он сбил микрофонную стойку, которая со звоном, достойным начала концерта Metallica, рухнула на пол. Затем он врезался в пирамиду из баночек с сывороткой «Вечное Сияние», разбросав их как кегли. И, наконец, замер прямо в центре круга света, у ног Графини Кристал. Музыка стихла, словно диджей умер от инсульта. В зале повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Стэна и легким хрустом морской соли, осыпающейся с его плеч. Он лежал там — блестящий, туго спеленутый, пахнущий как мусорный бак за рыбным рестораном в жаркий полдень, но с достоинством фараона в саркофаге. Кристал, женщина с кожей цвета лунного света и скулами, о которые можно было порезаться, замерла с открытым ртом. Её презентация об осознанном потреблении крови была безнадежно испорчена появлением продукта, который выглядело так, будто его потребили, переварили и вернули обратно. Стэнли попытался поправить очки, но вспомнил, что его руки примотаны к туловищу. Вместо этого он перевернулся на спину, глядя снизу вверх на ошарашенную вампиршу, и понял: это его минута славы. Или его последние секунды перед тем, как его пустят на ремни. — Сюрприз, — прохрипел он сквозь слои полиэтилена. Звук вышел глухим, как из могилы, но достаточно громким для первого ряда.

— ОНА ДЕРЖИТ МЕНЯ В ПЛЕНУ! — заорал Стэнли, и его голос, сжатый полиэтиленом, прозвучал как вопль умирающей волынки. — ЭТО НЕ ВЕГАНСКИЙ ПРОДУКТ! Я ВЫРАЩЕН НА ПИЦЦЕ И СТРАДАНИЯХ! ВО МНЕ ПОЛНО ГМО! Эффект был подобен взрыву бомбы с блестками в монастыре. Сотня бледных лиц, только что выражавших вежливую скуку, исказилась в гримасе искреннего ужаса. В мире, где вампиры уточняют, был ли донор счастлив перед забором крови, и требуют сертификаты об отсутствии глютена в отрицательном резус-факторе, заявление Стэна прозвучало как признание в геноциде котиков. — Не веганский? — выдохнула дама в первом ряду, роняя бокал с «Отрицательным Смузи». — Боже, я чувствую запах кортизола отсюда! — Это неэтичное потребление! — подхватил парень в шарфе, который, вероятно, стоил больше, чем почка Стэна. — Мы бойкотируем бренды за меньшее! Графиня Кристал застыла. Ее улыбка, призванная продавать вечную молодость, сползла, обнажив панику менеджера среднего звена, чей квартальный отчет только что съел шредер. Она попыталась пнуть Стэна ногой в туфле от Лубутена, чтобы задвинуть его за кулису, но он, как назло, оказался слишком тяжелым и слишком соленым. — Это… перформанс! — взвизгнула она, перекрывая гул толпы. — Это метафора! Он символизирует… токсичность патриархата, которую мы должны… э-э… переварить! Но в этот момент судьба, решившая, что градус абсурда еще недостаточно высок, выпустила на сцену Жан-Пьера. Гуль вылетел из-за портьер с молотком для мяса, тяжело дыша и капая слюной на дорогой паркет. — Где мой шницель?! — проревел он, не замечая аудитории. — Шеф сказал отбить ему почки, пока он теплый! Зал ахнул. Иллюзия «осознанного вампирства» лопнула с громким чпоком. Кристал поняла, что ее стартап летит в тартарары быстрее, чем акции Facebook после утечки данных. Она метнула на Стэна взгляд, обещающий ему вечность в качестве подставки для зонтов, но сейчас она была бессильна. Убить его на глазах у инвесторов значило бы подтвердить, что она — монстр, а не лайфстайл-коуч. Стэнли, чувствуя, как соль разъедает кожу, а успех кружит голову, понял: пока они спорят о маркировке продуктов, его не съедят. Но лежать здесь, упакованным как сэндвич, было тактически невыгодно.

— ОНА СКАЗАЛА, ЧТО ТВОЙ СОУС — ОТСТОЙ! — завопил Стэнли, вкладывая в этот крик всю силу своих легких, сдавленных пленкой. — ОНА НАЗВАЛА ЕГО «МАЙОНЕЗОМ ДЛЯ БЕДНЫХ»! Это был гамбит отчаяния. В фильмах злодеи обычно начинают грызть друг другу глотки из-за меньшего. Но Стэнли забыл, что находится не в боевике 90-х, а на корпоративном ивенте в Сан-Франциско, где пассивная агрессия — это олимпийский вид спорта, а прямые оскорбления фильтруются через HR-отдел. Жан-Пьер замер. Его лицо, напоминающее стейк, который трижды возвращали на кухню, исказилось. Но не гневом на хозяйку. — Отстой? — переспросил он, и в его голосе зазвенела обида художника, чью картину только что обоссал критик. — Мой велюте? Мой демиглас на слезах единорога? Графиня Кристал даже не моргнула. Она поправила микрофон с ледяным спокойствием женщины, которая пережила три банкротства и одну инквизицию. — Не слушай его, Жан-Пьер, — произнесла она бархатным голосом, который транслировался на весь зал. — Это мясо пытается манипулировать тобой. Это классический газлайтинг. Продукт проецирует свою внутреннюю горечь на твое искусство. Он токсичен. Толпа одобрительно загудела. Кто-то крикнул: «Отмените его!» Взгляд Жан-Пьера прояснился. Он посмотрел на Стэнли не как на жертву заговора, а как на испорченный ингредиент, который посмел иметь мнение. — Ты лжешь, — прорычал гуль, и его слюна капнула на очки Стэна. — Ингредиенты не критикуют. Ингредиенты молчат и карамелизуются. Если мясо говорит, значит, в нем слишком много воздуха. Его нужно... выпустить. Он поднял «Вдоводел» еще выше. Теперь это было не просто приготовление ужина. Это была цензура. Стэнли понял, что его попытка стать ресторанным критиком привела к тому, что теперь его собираются не просто убить, а аннулировать как концепцию.

Стэнли рванулся всем телом вправо, используя инерцию, накопленную годами поедания дешевых буррито. Тележка скрипнула, как суставы пенсионера на йоге, и накренилась. Мир снова сделал сальто. Полет был коротким, но насыщенным. Стэнли успел подумать, что если бы он был кошкой, то у него осталось бы восемь жизней и серьезные вопросы к гравитации. Но он был бариста в пищевой пленке, поэтому приземление вышло менее грациозным. Он рухнул в темноту оркестровой ямы с грохотом, который мог бы разбудить Ктулху, если бы тот спал в магазине посуды. Его тело, превращенное в снаряд любви и холестерина, встретилось с чем-то металлическим, громким и, судя по звуку, очень дорогим. *БДЫЩ-КРАШ-БМММ.* Стэнли лежал, хватая ртом воздух, пропитанный пылью и канифолью. Боль в ребрах перешла из разряда «фоновой» в категорию «симфонической поэмы». Он открыл один глаз (второй был заклеен пленкой) и увидел, что лежит в обломках литавр, как начинка в гигантском металлическом тако. Наверху, в свете прожекторов, маячил силуэт Жан-Пьера. Шеф размахивал молотком, выкрикивая проклятия, которые звучали как рецепт супа из младенцев. — Ты испортил мой тайминг! — донесся сверху голос Шефа. — Ты недоваренное ничтожество! Я спущусь и сделаю из тебя паштет! Рядом со Стэном кто-то деликатно кашлянул. Он скосил здоровый глаз и увидел вампира-виолончелиста. Музыкант, бледный как смерть и одетый во фрак, который помнил еще премьеру «Травиаты», смотрел на Стэна с выражением вежливого недоумения. Смычок замер в миллиметре от струн. — Вы в тональности си-бемоль, — заметил виолончелист сухо. — Немного диссонирует с общей атмосферой экзистенциального ужаса, которую мы пытаемся создать. Стэнли попытался пошевелиться. Пленка натянулась, но где-то в районе колена он почувствовал слабину. Кажется, удар о литавры прорвал один из слоев его пластикового кокона. — У тебя есть… нож? — прохрипел Стэн, чувствуя себя гусеницей-переростком. — Я музыкант, а не мясник, — фыркнул виолончелист. — Но у арфистки в сумочке всегда есть штопор. Она алкоголичка. Сверху послышался топот — Жан-Пьер искал лестницу.

Стэнли извернулся и с силой надавил натянутым полиэтиленом на острый, зазубренный край разбитой литавры. Пленка лопнула с влажным, неприличным чпоком, выпустив Стэна в мир живых, словно переваренный пельмень, внезапно обретший волю к жизни. Он вдохнул полной грудью воздух, пахнущий канифолью, пылью и многовековой скукой классических музыкантов. Свобода была липкой, соленой на вкус и отдавала маринадом, но это была его свобода. Он вскочил на ноги, поскальзываясь на партитуре «Полета валькирий», и в панике выхватил из груды обломков стойку от тарелки. Теперь у него было копье. Кривое, хромированное и увенчанное фетровой прокладкой, но технически — копье. — Очень дерзко, — прокомментировал виолончелист, лениво переворачивая страницу нот кончиком смычка. — Но ваша поза лишена грации. Вы выглядите как фламинго с артритом. В этот момент сверху рухнула тень, заслонив свет софитов. Жан-Пьер не стал унижаться поиском лестницы. Он просто спрыгнул в яму, приземлившись на ксилофон с деликатностью падающего сейфа. Деревянные планки разлетелись в щепки, издав последний, жалобный, атональный блямс, похожий на крик умирающего клоуна. — Мой гарнир сбежал! — взревел шеф-гуль, выпрямляясь во весь свой гигантский рост среди руин перкуссии. В его руке шипастый молоток «Вдоводел» выглядел как естественное продолжение руки, созданной для насилия над плотью. — Я сделаю из тебя карпаччо прямо здесь! На костях Бетховена! Стэнли поправил очки, которые теперь держались на одном ухе и честном слове. Он стоял в лохмотьях полиэтилена, вооруженный куском музыкального оборудования, против существа, которое считало расчленение кулинарным искусством. Жан-Пьер шагнул вперед, хрустя обломками маримбы.

— Он ломает инструменты! Это варварство! — во весь голос закричал Стэнли, обращаясь к виолончелисту. — Варварство?! — эхом отозвался тот, и его голос дрогнул от искренней боли, которой не было, когда Стэнли умолял о жизни. Он перевел взгляд с дрожащего баристы на кучу щепок, которая еще минуту назад была благородным музыкальным инструментом. — Это был «Deagan» тридцать восьмого года! — взвизгнул музыкант, поднимаясь во весь рост. Его глаза вспыхнули красным, как стоп-сигналы на шоссе в ад. — Палисандр! Ты, кусок тухлого мяса, ты хоть знаешь, сколько стоит резонанс?! Жан-Пьер замер, не донеся молоток до черепа Стэна. Он выглядел как медведь, который случайно забрел на чайную церемонию и раздавил любимый фарфор королевы. — Я… я готовил! — прорычал гуль, но уверенности в его голосе поубавилось. — Мясо нужно отбивать! — Не на моем рабочем месте! — рявкнула арфистка, женщина с прической, напоминающей взрыв на макаронной фабрике. Она выхватила из декольте штопор, который выглядел достаточно острым, чтобы открыть не только «Шардоне», но и яремную вену. Внезапно оркестровая яма превратилась в банку с пауками. Музыканты, оскорбленные в своих лучших чувствах, набросились на повара. Альтист душил Жан-Пьера струной, флейтист тыкал ему в глаз своим инструментом (что, вероятно, портило акустику), а виолончелист с методичностью маньяка бил гуля смычком по пальцам, сжимающим «Вдоводел». Стэнли остался стоять в центре потасовки, прижимая к груди стойку от тарелки, как плюшевого мишку. Он был невидимкой. Он был всего лишь гарниром, о котором забыли, когда на кухне начался пожар. Жан-Пьер ревел, пытаясь стряхнуть с себя деятелей искусства, но вампирская ярость, помноженная на снобизм, — страшная сила. Прямо перед носом Стэна, в хаосе драки, на пол упала сумочка арфистки. Из нее выкатилась пузатая бутылка с мутной жидкостью и этикеткой «Слезы грешников (Крепость 90%)».

Пока виолончелист пытался натянуть смычок на голову Жан-Пьера методом, не предусмотренным ни одной консерваторией мира, Стэнли действовал с решительностью лемминга, осознавшего, что обрыв — это не лучшая карьерная перспектива. Он сгреб бутылку «Слез грешников» — девяностоградусный аргумент в споре с реальностью — и, шурша остатками полиэтилена, как гигантская конфета, бросился к неприметному люку в полу. Крышка поддалась с неохотой, издав звук, похожий на стон старого пирата, встающего с дивана. Стэнли нырнул в отверстие ногами вперед, чувствуя себя пробкой, которую насильно запихивают обратно в шампанское. Гравитация, его вечная и саркастичная подруга, на этот раз сработала без осечек. Он пролетел сквозь тьму около метра и приземлился в кучу чего-то мягкого, пыльного и пахнущего как гардеробная театра, в которой умерли моль и надежда. Сверху донеслись глухие удары и вопль Жан-Пьера, обещавшего сделать из арфистки струнный инструмент новой конструкции. Затем крышка люка захлопнулась, отрезая свет и звуки битвы. Стэнли остался в тишине, нарушаемой лишь его собственным сиплым дыханием и скрипом пленки. Он был жив. Он был на свободе. Он был маринованным бариста в подвале клуба вампиров, вооруженным обломком ударной установки и спиртом, который мог бы использовать Илон Маск для запуска ракет. Вокруг сгущался мрак, разбавляемый лишь тусклым светом аварийной лампы в конце коридора. Здесь пахло сыростью, плесенью и, странным образом, дорогим кондиционером для белья — верный признак того, что где-то рядом находилась прачечная для отмывания кровавых пятен с дизайнерских шмоток.

Коридор пах «Альпийской свежестью» — химическим ароматом, который обычно используют, чтобы скрыть тот факт, что в помещении кто-то умер, и этот кто-то не принимал душ последние три года. Стэнли двигался на запах, как ищейка, ищущая смысл жизни в куче грязного белья. Дверь с табличкой «Санитарная обработка и покаяние» была не заперта. Внутри гудели промышленные стиральные машины, переваривая грехи ночного клуба с ритмичным чавканьем. Стэнли запер за собой дверь и принялся срывать с себя пищевую пленку. Это напоминало линьку змеи-мазохиста: пластик отходил вместе с волосами, достоинством и верхним слоем эпидермиса. Оставшись в чем мать родила (плюс слой морской соли), он откупорил бутылку «Слез грешников». Запах девяностоградусного спирта ударил в нос, обещая забвение. Стэнли плеснул жидкость на руки и растер по исцарапанному телу. Эффект был мгновенным. Стэнли исполнил беззвучный танец умирающего таракана. Боль была такой чистой и яркой, что он на секунду увидел лицо Бога, и тот смеялся. Но соль смылась. Он был чист, продезинфицирован и пах как барная стойка в пятницу вечером. Теперь одежда. На единственной вешалке, помеченной биркой «Срочная химчистка», висел одинокий костюм. Видимо, кто-то из персонала забыл забрать свой наряд для тематической вечеринки «Рококо и разврат». Стэнли натянул узкие бархатные бриджи цвета перезревшей сливы и рубашку с жабо, в которой можно было спрятать небольшую семью барсуков. Он выглядел как Байрон, которого выгнали из поэтического кружка за пьянство. В этот момент дверная ручка дернулась. Снаружи послышались голоса. — Кристал в бешенстве, — произнес женский голос, звучавший как скрип пенопласта по стеклу. — Она в своем пентхаусе, требует голову того идиота на блюде. Буквально. Дверь начала открываться. У Стэна была секунда, прежде чем его обнаружат в наряде отвергнутого любовника вампира.

Стэнли нырнул в плетеную корзину с грацией мешка картошки, сброшенного с грузовика на полном ходу. Мир мгновенно сузился до запаха: удушливая смесь дорогого одеколона, застарелого пота и той специфической металлической нотки, которая бывает только в раздевалках хоккейной команды вампиров-убийц. Он зарылся поглубже, накрывшись чьей-то шелковой рубашкой, бурые пятна на которой подозрительно напоминали карту Польши после третьего раздела. Дверь распахнулась, впуская в прачечную гул клуба и тяжелое, влажное дыхание. — Он не мог испариться! — прорычал Жан-Пьер. Звук его шагов по кафелю напоминал падение бетонных блоков. — У него костная структура цыпленка! Я слышал хруст! — Кристал плевать на хруст, — ответил женский голос, холодный и гладкий, как надгробие из полированного гранита. — Ей нужен виновник. Лифт заблокирован, код сменили минуту назад. Если ты не принесешь ей голову этого идиота, она возьмет твою. На гарнир. Стэнли замер, стараясь не дышать, хотя его легкие уже начали подавать официальные жалобы на качество воздуха. Его щека была прижата к карману бархатного жилета, зарытого в бельевой куче. Что-то твердое, прямоугольное и пластиковое впилось ему в скулу. — Я проверю коридор, — буркнул гуль, громя что-то на выходе. — А ты посмотри в сушилке. Вдруг он решил стать хрустящим. Дверь хлопнула. Шаги удалились. Стэнли выждал секунду, позволяя своему сердцу вернуться из пяток на положенное место, и вынырнул из кучи белья, как Посейдон из пены морской, только в фиолетовых бриджах и с чьим-то кружевным носком на эполете. В его руке был трофей, извлеченный из недр грязного жилета: магнитная карта с золотым тиснением «PENTHOUSE ACCESS». Удача, эта пьяная фея, наконец-то решила улыбнуться ему, пусть и кривой, щербатой улыбкой.

Стэнли выплыл в коридор с грацией пьяного фламинго, решившего, что он — король танцпола. Девяностоградусный спирт в его крови устроил революцию, свергнув здравый смысл и посадив на трон абсолютную, безрассудную уверенность. Он не шел — он шествова́л, размахивая жабо так, словно это был орден за спасение вселенной от скуки. Мимо проходили вампиры — существа с кожей, отфотошопленной самой природой, и скулами, о которые можно было нарезать сыр. Они не набросились на него. Они не вызвали охрану. Они почтительно расступались. — Потрясающий гранж, — прошептала девица с волосами цвета радиоактивной сладкой ваты, провожая его взглядом. — Этот запах… Дешевый спирт и отчаяние. Так аутентично. Это новая коллекция «Derelicte»? Стэнли лишь надменно фыркнул, поправив сползающие бархатные бриджи. Золотая карта вошла в считыватель лифта как нож в масло, и двери из матового стекла беззвучно раздвинулись, приглашая его в святая святых. Подъем был стремительным. Желудок Стэна попытался остаться на первом этаже, но в последний момент передумал и догнал хозяина где-то в районе сорокового. Когда двери снова открылись, в лицо ударил свет такой чистоты, что он мог бы выжечь сетчатку грешнику. Пентхаус Графини Кристал напоминал операционную, скрещенную с буддийским храмом для миллиардеров. Белые диваны, стеклянные стены с видом на туманный город и минимум мебели — потому что наличие вещей, видимо, оскорбляло дзен. Посреди этого великолепия, на коврике для йоги из человеческой кожи (этичного производства, разумеется), сидела сама Кристал в позе лотоса. Она была окружена свитой из ассистентов, которые держали планшеты, смузи из первой отрицательной и зеркала, чтобы Графиня могла убедиться, что ее просветление выглядит фотогенично. — Моя чакра корневая заблокирована, — жаловалась она голосом, способным заморозить ад. — Я чувствую негативные вибрации. Жан-Пьер уже нашел того террориста с кухни? Стэнли шагнул на белоснежный ковер, оставляя грязные следы и шлейф перегара. Стойка от тарелки в его руке блестела как скипетр безумного короля.

— Я — ваш новый гуру по раскрытию чакр через боль! — заявил Стэн. Его слова повисли в воздухе, тяжелые и маслянистые, как пережаренный чебурек на тарелке высокой кухни. Вампиры замерли. В их глазах, привыкших видеть мир через фильтры Инстаграма, читалась паника: они не понимали, то ли перед ними гений, то ли городской сумасшедший, и боялись сделать ставку не на ту лошадь. Графиня Кристал медленно поднялась с коврика из человеческой кожи. Её движение было текучим, хищным и настолько отрепетированным, что Станислав почти услышал щелчок невидимого затвора камеры. — Боль... — выдохнула она, пробуя слово на вкус, словно это был редкий сорт трюфеля. — Мы так давно избегали её. Мы стали мягкими. Мы стали... бежевыми. Она подошла к Стэну вплотную. От неё пахло холодом и дорогими увлажняющими кремами, которые стоили больше, чем вся жизнь Стэна, включая его коллекцию комиксов. Она втянула носом воздух вокруг него — букет из дешевого джина, пота и ароматизатора «Альпийская свежесть». — Этот запах, — прошептала она, обращаясь к своей свите, которая ловила каждое её слово с рвением голодных спаниелей. — Вы чувствуете? Это мускус истины. Это аромат дна, от которого мы оттолкнемся к звездам. Она повернулась к Стэну и, к его абсолютному ужасу, опустилась на колени, подставив под удар свою идеальную, алебастровую шею. Это было приглашение. Это была мольба. — Просвети меня, Гуру, — промурлыкала она, закрывая глаза. — Раскрой мою корневую чакру. Используй свой... жезл. Стэнли посмотрел на сломанную стойку от тарелки в своей руке. Фетровая прокладка на конце выглядела жалко, хромированный металл был погнут. Это было оружие не для убийства, а для того, чтобы позориться на школьных концертах. Но сейчас, в этом храме абсурда, оно казалось Экскалибуром, который вытащили из камня только для того, чтобы открыть им пиво. Свита затаила дыхание. Кто-то достал телефон, чтобы застримить казнь или просветление — грань между ними в Сан-Франциско стерлась еще в 2010-м. Стэн понял: если он сейчас просто ударит её, его разорвут на сувениры. Ему нужно шоу.

— ВОН! — взревел Стэнли, и стойка от тарелки рассекла воздух с грацией падающего вертолета. — ВЫ ЗАГРЯЗНЯЕТЕ ЭФИР! ВАШИ АУРЫ ЛИПКИЕ, КАК ПОЛ В КИНОТЕАТРЕ! СВИДЕТЕЛИ ВОРУЮТ ПРАНУ ЧЕРЕЗ USB-ПОРТЫ СВОИХ ДУШ! Эффект превзошел все ожидания. Свита, привыкшая бояться глютена, ртути в рыбе и отмены в Твиттере, столкнулась с новой, неизведанной угрозой — духовным паразитизмом. Ассистенты побросали планшеты и смузи, давя друг друга в дверях в паническом бегстве, словно стадо леммингов, которым сообщили, что обрыв закрывается на переучет. Через три секунды в пентхаусе повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Стэна и гудением холодильника для косметики. Графиня Кристал не шелохнулась. Она стояла на коленях, закрыв глаза, и на ее лице застыло выражение экстатического ожидания, с каким мазохисты встречают налоговую проверку. — Они ушли, Учитель, — прошептала она, и ее голос дрожал от возбуждения. — Я чувствую, как вакуум заполняется... смыслом. Я готова. Сломай меня. Пересобери мой личный бренд. Стэнли поправил сползающие бархатные штаны. Он остался один на один с самым опасным хищником города, и этот хищник просил ударить его палкой. Ситуация была настолько нелепой, что даже его пьяный мозг на секунду затормозил, пытаясь найти в картотеке шаблонов поведения файл «Что делать, если вампирша хочет БДСМ-просветления». Он посмотрел на свою «волшебную палочку» — гнутый кусок металла с фетром. Ударить сейчас? Слишком просто. Слишком вульгарно. К тому же, если она выживет после первого удара (а она выживет, это же не осина, а хромированная сталь), то его карьера гуру закончится быстрее, чем карьера Кевина Спейси. В углу комнаты, рядом с коллекцией поющих чаш, он заметил моток эластичных лент для пилатеса. В его голове, затуманенной спиртом «Слезы грешников», созрел план, достойный премии Дарвина.

Стэнли схватил моток лент для пилатеса, ощущая их предательскую эластичность. Они были ядовито-розового цвета и пахли лавандой, потом и несбывшимися надеждами домохозяек из пригорода. — Это не просто резина, — провозгласил он, голос его сорвался на фальцет, но он быстро замаскировал это под горловое пение тибетских монахов. — Это сухожилия самой Вселенной! Мы свяжем твое эго, чтобы освободить твое Ид! Кристал покорно вытянула руки. Стэнли принялся обматывать её с энтузиазмом паука, принявшего ЛСД. Он вязал узлы, которые не прошли бы ни одну морскую инспекцию — «бабьи», «прямые», и один, который он изобрел прямо сейчас, пытаясь вспомнить, как завязывать шнурки на кроссовках. В любой другой ситуации вампирша разорвала бы эти путы, как мокрую туалетную бумагу. Но Кристал не сопротивлялась. Напротив, она помогала ему, изгибаясь под невозможными углами, чтобы лента врезалась поглубже. — Да... — простонала она, когда Стэнли случайно прищемил ей волосы пряжкой. — Я чувствую, как кровоток замедляется. Моя аура сжимается в сингулярность. Это божественно неудобно! Через минуту она напоминала дорогой рождественский окорок, упакованный в спортивный инвентарь. Она лежала на коврике из человеческой кожи, спеленатая розовым латексом, и смотрела на Стэна с обожанием, граничащим с религиозным экстазом. — Каково стоп-слово, Мастер? — выдохнула она, облизнув клыки. Стэнли замер. Его мозг, плавающий в спирте, лихорадочно искал что-то достаточно анти-сексуальное. — Глютен, — выпалил он. Кристал содрогнулась всем телом, и ленты натянулись со скрипом, похожим на звук пенопласта по стеклу. — Жестоко, — прошептала она с благоговением. — Ты действительно знаешь, как причинить боль современной женщине. Что дальше? Ты будешь читать мне негативные комментарии из Твиттера? Стэнли стоял над ней, пошатываясь, с обломком стойки в руке. Он победил. Самое опасное существо в городе лежало у его ног, обездвиженное собственной жаждой трендов. Теперь нужно было выжать из этой ситуации максимум, пока действие алкоголя — и её терпения — не закончилось.

— Где ты прячешь ИСТОЧНИК скверны? — пророкотал Стэнли замогильным голосом, от которого даже воздух в комнате, казалось, стал тяжелее. — Источник... — выдохнула Кристал, и её глаза закатились так далеко, что, вероятно, увидели её собственный мозг, плавающий в смузи из нарциссизма. — Ты хочешь узреть Мать? Она дернулась в своих розовых путах, указывая подбородком на гигантский портрет на стене. Это была мозаика, собранная из разбитых экранов айфонов, изображающая Кристал в образе Девы Марии, кормящей грудью летучую мышь. — Она там, — прошептала графиня с благоговейным ужасом. — Первородный ГРИБ. Праматерь всех заквасок. Она ферментирует кровь грешников в комбучу бессмертия. Но будь осторожен, Гуру... её pH-баланс крайне нестабилен. Если её потревожить без уважения, она может скиснуть. Стэнли поправил очки, которые держались на носу исключительно благодаря силе поверхностного натяжения пота. Вампирский чайный гриб. Разумеется. Потому что просто сосать кровь — это так мейнстримно, так... 2008 год. Настоящие монстры Сан-Франциско должны быть крафтовыми, пробиотическими и с легкой ноткой уксуса. — Гриб требует покаяния! — провозгласил он, чувствуя, как алкогольная храбрость начинает смешиваться с искренним любопытством натуралиста, нашедшего новый вид плесени в своем холодильнике. — Назови мне Цифры Открытия! Или я буду вынужден применить технику «Двойной Эспрессо» на твоей чакре гордости! Кристал всхлипнула от восторга. — Ноль... Семь... Четыре... Двенадцать! — выкрикнула она. — Это дата моего первого миллиона подписчиков! Стэнли повернулся к портрету. За разбитыми экранами айфонов что-то тихо, влажно булькало, словно желудок великана, переваривающего плохой буррито.

Пальцы Стэна, всё ещё липкие от «Слез грешников», протанцевали по сенсорной панели сейфа. Ноль. Семь. Четыре. Двенадцать. Дата, когда мир окончательно сошел с ума. Замок щелкнул с приятным, дорогим звуком, похожим на то, как захлопывается дверь «Теслы». Тяжелая дверца, скрытая за мозаикой из разбитых надежд и айфонов, бесшумно отъехала в сторону. Из темного зева сейфа вырвалось облако зловонного пара. Пахло уксусом, окислившимся железом и той специфической кислинкой, которая бывает в спортзале, если не стирать полотенца месяц. — Uzri! — простонала Кристал с пола, извиваясь в своем розовом коконе. — Матерь Брожения! Внутри, в подсвеченном красными диодами аквариуме из пуленепробиваемого стекла, плавала ОНА. Праматерь-СКОБИ. Это был не просто гриб. Это был биологический кошмар, напоминающий плаценту кита, решившего стать диджеем. Склизкий, слоистый блин диаметром с колесо грузовика пульсировал в мутной бурой жиже, выпуская ленивые пузыри газа. На его бугристой поверхности можно было разглядеть очертания, пугающе похожие на человеческие лица, застывшие в вечном крике о помощи или о безглютеновом меню. Стэнли поправил очки. Опьянение придавало происходящему четкость галлюцинации. Он смотрел в лицо врага, и враг выглядел как забытая в холодильнике лазанья, обретшая сознание и жажду власти. — И это... — Стэн икнул, указывая на склизкое божество обломком стойки. — Это ваш бог? Желе? Вы сосете кровь ради... желе? Гриб, словно почувствовав неуважение, дрогнул. Жидкость в резервуаре забурлила активнее, и к стеклу прижалась псевдоподия, напоминающая средний палец. — Она чувствительна к критике! — взвизгнула графиня. — Не оскорбляй её pH-баланс! Стэнли понял, что дипломатия здесь бессильна. Эту мерзость нельзя было уговорить уйти. Её нужно было уничтожить. Но как убить то, что уже по сути является плесенью?

Стэнли отбросил стойку от тарелки и погрузил руки в резервуар по самые локти. Ощущение было таким, словно он пытался сделать массаж простаты киту, страдающему от несварения. Жидкость была теплой, вязкой и пахла, как ночной кошмар маринованного огурца. — Не смей! — взвизгнула Кристал, катаясь по полу в своем розовом бандаже. — Ты нарушишь ферментацию! Это же крафтовый бог! Стэнли не слушал. Он нащупал края Праматери, уперся ногой в бронированное стекло и потянул. СКОБИ сопротивлялась с чавкающим звуком, напоминающим звук, с которым резиновые сапоги извлекают из болота, но девяностоградусный спирт в крови Стэна превратил его мышцы в стальные канаты. С громким, непристойным «ЧПОК», эхом отразившимся от минималистичных стен, гигантский гриб вылетел из аквариума. Он был тяжелым, скользким и пульсировал в руках Стэна, как сердце гиганта-диабетика. Стэнли прижал склизкую массу к своей бархатной жилетке — прощай, химчистка, — и, пошатываясь под весом биологического ужаса, рванул к раздвижным дверям балкона. Гриб пытался обнять его своими псевдоподиями, шепча что-то на языке дрожжей и бактерий, но Стэн был неумолим. Он вывалился на балкон, где холодный туман Сан-Франциско немедленно смешался с запахом уксуса. — Лети, — прохрипел Стэнли, поднимая дрожащую, сочащуюся слизью ношу над перилами. — Лети и сделай асфальт здоровее. Он разжал руки. Праматерь-СКОБИ, блеснув в свете неоновой вывески, устремилась вниз. Стэнли перегнулся через перила, наблюдая за падением. Гриб кувыркался в воздухе сорок этажей, хлопая краями, как бездарная летучая мышь. Удар был слышен даже здесь, наверху. Это был не взрыв. Это был влажный, сочный шлепок вселенского масштаба, словно Бог уронил гигантскую медузу на бетон. Внизу сработали сигнализации трех «Тесл» и одного курьерского мопеда. Тротуар перед элитным небоскребом мгновенно превратился в зону биологического бедствия. За спиной Стэна раздался тихий, скулящий стон. Он обернулся. Графиня Кристал больше не извивалась. Она лежала смирно, и ее кожа, еще минуту назад сиявшая лунным светом, начала стремительно приобретать нормальный, человеческий оттенок легкого загара из солярия. Клыки втянулись. Гламур спал, оставив на ковре просто очень напуганную женщину, обмотанную резиной для фитнеса.

Стэнли поправил съехавшее жабо и принял позу налогового инспектора, обнаружившего незадекларированную яхту в бассейне налогоплательщика. — Терапия «Пустота и Уксус» завершена, — объявил он, стараясь не икать в сторону своей пациентки. — Выставляю счет за просветление, экстренное изгнание грибкового демона и моральный ущерб моему вестибулярному аппарату. Принимаю наличные, золото и необработанные алмазы. Крипту не предлагать, я не верю в деньги, которые нельзя понюхать. Кристал, всё ещё упакованная в розовый латекс, как элитная сосиска, вяло кивнула в сторону неприметной панели в стене, замаскированной под икону Илона Маска. — Там, — прошептала она голосом человека, чей мир только что превратился в мокрое пятно на асфальте. — «Фонд на случай ретроградного Меркурия». Забирай. Это грязная энергия. Я хочу очиститься. Стэнли не стал спорить о метафизической чистоте Франклина. Он рванул панель и обнаружил там пачки купюр, перетянутые резинками для органической спаржи. С грацией белки, готовящейся к ядерной зиме, он начал распихивать деньги по карманам, за пазуху и даже в носки. Через минуту он прибавил в весе пять килограммов и потерял последние остатки человеческого силуэта, превратившись в шуршащий бархатный шар. Снизу донесся вой сирен — звук, с которым реальность обычно стучится в дверь к идиотам, заигравшимся в богов. — Чао, бамбина, — бросил Стэн, перешагивая через лужу пролитого смузи. — Не ешь после шести, избегай плесени и подпишись на мой канал... которого нет. Он нырнул в служебный лифт за секунду до того, как двери пентхауса вынесли то ли бойцы спецназа, то ли очень агрессивные консьержи. Спуск прошел в блаженном тумане алкогольной эйфории. Вывалившись на задний двор через кухню, Стэнли нос к носу столкнулся с последствиями своего триумфа. Праматерь-СКОБИ украшала собой капот патрульной машины, напоминая гигантскую, склизкую медузу, решившую совершить суицид с особым цинизмом. Полицейские, зажимая носы, тыкали в желе дубинками, пока туристы снимали тик-токи на фоне биологической катастрофы. Стэнли, шурша купюрами при каждом шаге как маракас, натянул воротник плаща (который он чудом нашел в мусорном баке у выхода) и растворился в тумане Сан-Франциско, богатый, пьяный и абсолютно безнаказанный.

Дверной колокольчик звякнул с жизнерадостностью, совершенно неуместной для времени суток, когда порядочные люди спят, а непорядочные пытаются отмыть совесть или пятна крови. Стэнли ввалился в «Пончик Судьбы», оставляя за собой ароматический шлейф, в котором нотки элитного спирта боролись с запахом уксуса и побеждали с разгромным счетом. Внутри пахло старым маслом, сахарной комой и смирением. За стойкой возвышалась Долорес — женщина с прической, напоминающей ядерный гриб, и взглядом, способным свернуть молоко в закрытом пакете. Она даже не моргнула, когда Стэнли, шурша бархатными штанами как гигантская летучая мышь, рухнул на виниловое сиденье в самом дальнем углу. — Кофе, — прохрипел он, выкладывая на липкий стол пачки денег, извлеченные из носков. — И что-нибудь, что убило бы лошадь, но воскресило бы меня. Через минуту перед ним дымилась кружка с черной жижей, по консистенции близкой к гудрону, и лежал «Берлинский пончик», размером с голову небольшого ребенка. Стэнли вгрызся в тесто. Сахарная пудра взметнулась облачком, оседая на его бархатном жабо. Это был вкус жизни. Вкус артерий, забивающихся от счастья. Он начал пересчитывать добычу. Купюры были влажными, мятыми и пахли духами Кристал, но их было много. Неприлично много. Достаточно, чтобы купить подержанную «Тойоту», оплатить психотерапевта или заказать полный комплект снаряжения для охоты на вампиров, который не был бы сделан из кухонной утвари. Алкогольный туман в голове начал рассеиваться, уступая место звенящей, параноидальной ясности кофеина. Он был богат, он был жив, и он был одет как идиот в центре Сан-Франциско. Жизнь налаживалась.

Стэнли нажал кнопку «Купить в один клик», и его банковский счет издал предсмертный хрип, мгновенно похудев на сумму, достаточную для покупки почки на черном рынке где-нибудь в Молдове. Экран телефона мигнул: «Доставка дроном. Ожидайте. Не стойте под открытым небом». Он едва успел допить свой гудрон, когда снаружи послышалось жужжание, напоминающее звук бормашины, спаривающейся с газонокосилкой. Звук нарастал, превращаясь в рев, от которого завибрировали сахарницы. В следующую секунду витрина «Пончика Судьбы» взорвалась дождем осколков. В зал, с грацией пьяного альбатроса, влетел черный матовый дрон размером с хорошую тумбочку. Он завис над столом Стэна, просканировал его сетчатку лазером, способным прожечь дыру в бетоне, и с механическим лязгом сбросил тяжелый металлический кейс прямо в центр стола. Недоеденный «Берлинский пончик» превратился в молекулярный джем. — Ваш заказ доставлен, — проскрежетал дрон голосом робота, ненавидящего свою работу, и вылетел обратно в дыру в окне, едва не снеся голову дальнобойщику у стойки. В тишине, нарушаемой лишь звоном падающих осколков и нервным тиком Стэна, раздался голос Долорес. Она даже не оторвалась от кроссворда. — Окно стоит две тысячи. Уборка — пятьсот. И еще пятьдесят за психологическую травму моего фикуса. Стэнли молча отсчитал нужную сумму из влажной пачки денег, пахнущей духами Кристал, и положил её на стойку. Затем, дрожащими от кофеина и восторга руками, он щелкнул замками кейса. Внутри, в ложементе из черного поролона, лежало ОНО: «Тактический набор Инквизитор-3000». Арбалет с лазерным целеуказателем, пояс с флаконами (маркировка «Святая H2O: Концентрат»), и складная ультрафиолетовая лампа, похожая на джедайский меч, купленный в секс-шопе. Стэнли взял арбалет. Он был тяжелым, холодным и вызывал желание немедленно произнести пафосный монолог. Теперь он был не просто баристой с ножкой от табуретки. Он был вооруженным психопатом с бюджетом.

Стэнли пнул двери клуба «Негатив» с такой властностью, словно он не просто входил, а проводил рейдерский захват реальности. Охранники-гуля, чьи лица напоминали пожеванные боксерские груши, синхронно шарахнулись в стороны. То ли их впечатлил черный кейс в его руке, то ли амбре уксуса и жженого сахара, которое теперь воспринималось как фирменный аромат Смерти. Внутри царила атмосфера унылого декаданса. Вампиры цедили синтетическую кровь, глядя в телефоны с выражением вековой скуки. Но когда Стэнли прошел через зал, скрипя плащом как стая резиновых уточек, попавших в турбину, музыка, казалось, стала тише. Он не шел к бару. Он направлялся прямо к столу Совета — группе существ настолько бледных и пафосных, что рядом с ними даже мраморные статуи казались загорелыми реднеками. — Вы, — бросил Стэнли, швыряя кейс на стол. Посуда звякнула, пара бокалов с «Шардоне-негатив» опрокинулась. Главный вампир, Лисандр (или кто-то очень похожий на него, только с еще более дорогим шарфом), поднял бровь. — А, наш ароматический террорист. Ты выжил. Какая... пошлость. Стэнли молча щелкнул замками. Крышка кейса поднялась, и встроенная ультрафиолетовая лампа, которую он забыл выключить, полыхнула фиолетовым огнем, озарив лица нежити мертвенным светом солярия. Вампиры зашипели, прикрывая глаза, как коты, которым показали пылесос. — Графиня Кристал, — произнес Стэнли голосом, который он репетировал в такси, стараясь звучать как Лиам Нисон с похмелья. — Деактивирована. Её активы... конфискованы. Он вытащил из карманов пачки денег, слипшиеся от смузи и пота, и небрежно бросил их поверх арбалета. Купюры шлепнулись с тяжелым, влажным звуком успеха. — Она больше не будет постить сторис. Она вообще ничего не будет постить. Я превратил её бренд в тыкву. Повисла тишина, нарушаемая лишь гудением UV-лампы и тихим скулежом какого-то молодого упыря под столом. Совет переглянулся. В их глазах читался не страх перед охотником, а благоговейный ужас перед существом, способным ограбить Кристал и выжить, чтобы потратить деньги на такую безвкусную подсветку.

Мысль о разнообразии фауны ударила Стэна в голову вместе с остаточным действием кофеина. Если в Сан-Франциско вампиры похожи на моделей из каталога H&M с анемией, то кто тогда остальные? Оборотни — это просто очень волосатые хипстеры с непереносимостью серебряных ложек? Рептилоиды реально управляют Цукербергом, или это просто слухи из темной части Реддита? Он обвел взглядом съежившихся кровососов, чувствуя себя директором зоопарка, у которого сбежали все мартышки, но остался электрошокер. Ему нужно было знать расклад. Но спрашивать прямо — значит выдать, что он всего лишь бариста с набором юного инквизитора, купленным по акции. — Так, — протянул Стэнли, небрежно помахивая включенной UV-лампой, отчего ближайший упырь зашипел и попытался спрятаться за ведерком для шампанского. — С кровососущей фракцией мы разобрались. Кристал — в компосте, вы — на коротком поводке. Но у меня в расписании еще есть свободные окна для геноцида. Он сделал паузу, позволив своим словам повиснуть в воздухе, тяжелым и многозначительным, как счет за ремонт в автосервисе. — Кто следующий в пищевой цепочке? — спросил он, глядя на Лисандра поверх очков. — Шерстяные парни? Чешуйчатые масоны? Или, может быть, зомби-веганы? Мне нужно знать, какие патроны заказывать — серебряные или из обедненного урана. Не хочу тратить бюджет впустую. Лисандр, который уже успел вернуть себе крупицу достоинства и теперь отряхивал лацканы пиджака от невидимой пыли (или от стыда), нервно хохотнул. — О, мистер Грис, ваша... осведомленность поражает, — промурлыкал он, стараясь не смотреть на лампу. — «Шерстяные», как вы изволили выразиться, держат парк «Золотые Ворота». У них там... кинологический клуб любителей фрисби. А с «Чешуйчатыми» у нас пакт о ненападении — они контролируют Кремниевую долину и не лезут в наши дела, пока мы не трогаем их программистов. Но есть проблема посерьезнее. Вампир понизил голос, и остальные члены Совета тревожно переглянулись. — Демоны, Стэнли. Настоящие. Они открыли коворкинг в Сома. И они не платят взносы.

Стэнли, опьяненный собственной безнаказанностью, решил сыграть ва-банк. Он оперся о стол, нависая над Советом подобно бюджетному Бэтмену, и направил луч ультрафиолета прямо в переносицу Лисандра. — Мелочь мы обсудили, — произнес он голосом, в котором звенела сталь и немного истерики. — Но я не люблю посредников. Кто держит этот город за... горло? Кто главный босс? Император? Папа Римский тьмы? Я хочу аудиенцию. Прямо сейчас. Повисла тишина. Тяжелая, вязкая тишина, какая бывает в самолете, когда пилот объявляет, что двигатели решили стать пацифистами. Вампиры смотрели на него не с уважением, а с тем особым выражением ужаса, с каким смотрят на туриста, пытающегося погладить медведя. — Ты... — прошептал Лисандр, и его голос дрогнул. — Ты смеешь призывать *Его*? — Я смею всё! — рявкнул Стэн и драматично вскинул лампу. И в этот самый момент Вселенная решила напомнить Стэну, что она любит иронию больше, чем он любит жизнь. Ультрафиолетовая лампа издала печальный звук — *пф-ф-ф-уть* — похожий на последний вздох умирающей жабы, и погасла. Клуб погрузился в полумрак. Красное, как свежая артерия, освещение вернулось, и в этом багровом тумане двадцать пар глаз вспыхнули хищным фосфоресцирующим светом. Магия исчезла. «Инквизитор-3000» превратился в бесполезную палку с севшей батарейкой. — У него села батарейка, — констатировал кто-то из темноты голосом, полным гастрономического интереса. — Он не Посланник, — прошипела вампирша в винтажном Шанель. — Он просто... калории. Лисандр медленно поднялся. Его клыки удлинились с влажным щелчком, напоминающим звук открывающегося складного ножа. — Кажется, аудиенция отменяется, мистер Грис. Но вы останетесь на ужин. В качестве главного блюда.

Стэнли не стал дожидаться, пока кто-нибудь попросит передать соль. Он выпрямился, поправил запотевшие очки и, игнорируя тот факт, что его колени отбивали чечетку в ритме спид-металла, ткнул пальцем в сторону Лисандра. — Тройная ставка, — выпалил он, пока клыки главного вампира еще не успели коснуться его яремной вены. — И я убираю ваших демонов из коворкинга. Плюс полное списание долгов за моральный ущерб от вашего интерьера. Вампиры замерли. В их мире, где вечность измерялась модными сезонами, наглость была валютой более твердой, чем биткоин. Лисандр медленно втянул клыки, словно раздумывая, стоит ли марать итальянский шелк о кровь баристы, в которой кофеина больше, чем гемоглобина. — Демоны в Сома, — задумчиво протянул он, стряхивая невидимую пылинку с лацкана. — Они занимают лучшие переговорные. Они варят кости в общей кофемашине. И они носят крокс-сандалии. Это невыносимо. — Тройная ставка, — повторил Стэн, чувствуя, как пот стекает по спине холодной струйкой. — Или можете съесть меня сейчас, получить изжогу и самим идти разбираться с парнями, которые носят кроксы. Лисандр скривился, будто ему предложили выпить «Пепси» вместо первой отрицательной. — Договорились, — бросил он с брезгливым изяществом. — Но если ты не вернешься с их рогами до рассвета... мы найдем тебя. И поверь, наш аудит будет болезненным. Пять минут спустя Стэнли вывалился на улицу, сжимая в руке кейс с бесполезной лампой и чувствуя себя человеком, который только что продал душу, но забыл спросить чек. Туман Сан-Франциско обнял его, как мокрая собака. Он был жив. Он был богат (относительно). И у него была работа: выселить адских отродий из офиса открытого типа. Он проверил арбалет. Тот выглядел внушительно, но инструкция была на китайском, а единственной картинкой был перечеркнутый смайлик. Стэнли вздохнул. Демоны в стартап-инкубаторе. Наверняка они питаются не душами, а венчурным капиталом и надеждами стажеров.

Двери круглосуточного магазина разъехались с усталым вздохом, впуская внутрь запах океана и надвигающейся катастрофы. Стэнли, шурша бархатными штанами, направился прямиком к отделу хозяйственных товаров, чувствуя себя Индианой Джонсом в мире дешевого пластика и просроченных сэндвичей. Удача, капризная дама, которая обычно поворачивалась к Стэну своим целлюлитным задом, сегодня явно решила пофлиртовать. На полке, между средством для прочистки труб и набором для экстренного шитья, лежали они: батарейки размера «D», да не простые, а «Atomic-X» с обещанием «работать дольше, чем ваш первый брак». Стэн сгреб все четыре упаковки. Следующей целью была соль. Много соли. Он нашел пятикилограммовый мешок «Йодированной соли для промышленных нужд» с изображением счастливой домохозяйки, которая явно что-то скрывала. Для верности он прихватил еще и банку кошерной морской соли — на случай, если демоны окажутся ортодоксами. На кассе сидел парень по имени Кевин (судя по бейджу, написанному маркером на куске изоленты), чье лицо выражало дзен-буддистское безразличие ко всему сущему. Он пробил батарейки, мешок соли, упаковку вяленого мяса и банку энергетика «Сердечный Приступ», даже не подняв глаз от телефона. — Слизней травишь? — лениво поинтересовался он, когда Стэн вывалил на прилавок пачку влажных, пахнущих дорогими духами купюр. — Демонов, — честно ответил Стэн, запихивая батарейки в кейс. Лампа «Инквизитор» радостно пискнула и озарила магазин фиолетовым сиянием, от которого зубы Кевина засветились, как радиоактивные клавиши пианино. Кевин пожал плечами, пробивая чек. — В Сома, да? Слышал, они там совсем озверели. Не забудь взять чек, спишешь как представительские расходы. Стэнли вышел на улицу, чувствуя тяжесть соли в карманах и электрическую мощь в руках. Ультрафиолетовый меч гудел, готовый выжигать сетчатку любой нечисти. До коворкинга было всего пять кварталов — пять кварталов через туман, скрывающий город, который сошел с ума, но забыл принять таблетки.

Стэнли оттолкнулся ногой от мокрого асфальта, и зеленый самокат, издав звук, похожий на предсмертный писк робота-пылесоса, рванул вперед с энтузиазмом, которого Стэн от него никак не ожидал. Ветер ударил в лицо, раздувая полы винилового плаща так, что Стэн стал похож на летучую мышь, страдающую от ожирения и кризиса среднего возраста. Поездка заняла три минуты чистого ужаса. Туман расступался перед ним неохотно, открывая виды на спящих бомжей и бодрствующих чаек, которые смотрели на несущегося баристу с немым осуждением. Коворкинг в Сома приближался — здание из стекла и бетона, которое выглядело так, словно архитектор пытался компенсировать какие-то очень глубокие личные проблемы. — Тормоза для трусов! — взвизгнул Стэнли, когда стеклянные двери не успели разъехаться достаточно быстро. Удар был великолепен. Самокат, превратившись в таран правосудия, вынес одну створку дверей и влетел в лобби, крутясь волчком. Стэнли, используя инерцию и полное отсутствие инстинкта самосохранения, соскочил на ходу. Он проскользил по полированному бетону на подошвах своих кед, сбивая по пути кадку с фикусом и стойку с бесплатными яблоками, и замер в центре огромного опен-спейса, тяжело дыша и чувствуя себя героем боевика, который забыл сценарий. Тишина, повисшая в зале, была плотной, как веганский кекс. За рядами столов из переработанной древесины сидели ОНИ. Демоны. Но они не были похожи на чудовищ с картин Босха. О нет, реальность была куда страшнее. Они носили жилетки Patagonia поверх чешуйчатых торсов, пили что-то дымящееся из кружек с логотипом «Java & Brimstone» и, судя по горящим красным глазам, только что обсуждали KPI по сбору душ. Один из них, рогатый гигант с бейджиком «Асмодей — Senior Hell-Developer», медленно поднялся из-за стола, стряхивая крошки человеческих костей с клавиатуры. — У нас дейли-митинг, — прорычал он голосом, в котором звучал скрежет тектонических плит и пассивная агрессия менеджера среднего звена. — Ты не в календаре. Стэнли выпрямился, поправил очки и щелкнул переключателем на кейсе. Ультрафиолетовая лампа вспыхнула, заливая пространство мертвенным фиолетовым светом. Демоны зашипели, прикрывая глаза ладонями с идеальным маникюром. — Я — ваш новый антикризисный менеджер, — объявил Стэн, чувствуя, как адреналин вымывает остатки здравого смысла. — И мы начинаем оптимизацию кадров.

Слова Стэна повисли в воздухе, тяжелые и токсичные, как выхлоп дизельного генератора в закрытом помещении. Эффект превзошел все ожидания. Демоны не набросились на него с вилами; они сделали то, что делает любой IT-отдел, когда их тыкают носом в технический долг, — они начали оправдываться. — Это не баг, это фича для максимизации страдания! — взвизгнул мелкий бес в футболке «React или Смерть», нервно теребя хвост, который был подключен к USB-порту. — Ты хоть видел бэклог? — прорычал Асмодей, и его рога налились багровым светом, как индикатор перегрева сервера. — Мы спринтим уже три столетия без ретроспективы! У нас легаси-код со времен Римской империи! Стэнли почувствовал, как земля (или дорогой ламинат) перестала уходить из-под ног. Он попал в самую больную точку. Эти существа боялись не экзорцизма, а код-ревью. Он поправил очки, стараясь, чтобы дрожащие руки выглядели как жест крайнего раздражения компетентного начальника. — Легаси? — переспросил он с презрением, от которого у самого свело скулы. — Я видел ваши репозитории. Вы используете `goto` в циклах проклятий. Это не просто грех, это дурной тон. Начальство Внизу недовольно. KPI по сбору душ просел, потому что ваши пытки... не масштабируются. Асмодей сузил глаза. Его вертикальные зрачки сфокусировались на Стэне, сканируя его ауру на предмет лжи, но, к счастью, аура Стэна сейчас состояла исключительно из кофеинового психоза и запаха уксуса, что, видимо, сошло за запах серы и профессионального выгорания. — У тебя есть тикет? — спросил Асмодей, скрестив руки на груди, покрытой чешуей и жилеткой из микрофлиса. — Номер задачи? Авторизация от Сатаны Наделлы? Или ты просто фрилансер с манией величия? Стэнли понял, что блеф начинает истончаться. Ему нужно было либо предъявить «документы» (которых у него не было), либо устроить демонстрацию силы, которая убедит их, что он не нуждается в бюрократии.

Пятикилограммовый мешок с надписью «Йодированная смерть гипертоника» рухнул на стол из переработанного палисандра с грацией бегемота, решившего заняться балетом. Упаковка не выдержала встречи с корпоративной реальностью и лопнула. Белое облако взметнулось вверх, накрывая переговорку миниатюрной ядерной зимой. Эффект был мгновенным и восхитительным. Если вы когда-нибудь сыпали соль на слизня, то умножьте это на бюджет голливудского блокбастера и добавьте вопли проклятых, чьи акции только что обвалились. Кристаллы зашипели, касаясь чешуйчатой кожи демонов, прожигая дыры в их модных флисовых жилетках. — Аппаратный файрвол! — заорал Стэнли, чувствуя себя Моисеем, который вместо скрижалей принес мешок химикатов. — Полная изоляция периметра! Никаких портов! Только боль и оффлайн! Асмодей отшатнулся, прикрывая лицо локтем. Соль попала на его клавиатуру, и та начала искрить, отправляя в ад, вероятно, очень важные электронные письма. — Это не по протоколу! — взвизгнул он, пока его кожа пузырилась с запахом жареного бекона, забытого на сковородке. — Это устаревшая архитектура! Мы перешли на микросервисы греха! — Я даунгрейжу вашу систему до каменного века! — Стэнли, шатаясь от адреналинового прихода, пнул стул, который покатился и сбил демона-стажера, пытавшегося сохранить свой латте. — Следующий патч будет включать святую воду и осиновый кол в задницу! Оптимизируйте это! Демоны, привыкшие к тонким душевным мукам и пассивной агрессии в Slack, оказались совершенно не готовы к грубому физическому насилию с применением приправ. Они жались к стенам, шипя и ругаясь на арамейском, перемешанном с Python. Стэнли стоял посреди соляной бури, сжимая кейс с гудящей лампой, и выглядел как безумный электрик, пришедший отключить свет за неуплату. — Ну? — рявкнул он, поправляя очки, которые сползли на самый кончик носа. — Кто хочет обсудить стратегию выхода? Или мне начать форматирование диска C:?

— Всем мигрировать в Облако! — взревел Стэнли, перекрывая вой сирен и шипение горящей плоти. — Немедленная виртуализация активов! Кто останется в офлайне — будет удален! Эффект превзошел самые смелые ожидания и самые страшные кошмары любого IT-директора. Демоны, чья психика была искалечена веками бюрократии и десятилетиями корпоративных тренингов, восприняли команду с фанатичной буквальностью. Они не побежали к выходу. Они начали *загружаться*. Это выглядело как сцена из «Трона», снятая Дэвидом Кроненбергом под тяжелыми галлюциногенами. Тела демонов начали растягиваться, превращаясь в потоки красного кода и вопящих пикселей. Асмодей, пытаясь сохранить лицо (которое уже начало распадаться на воксели), схватился за ethernet-кабель, торчащий из стены, и с тошнотворным чваканьем всосался внутрь, как спагетти в пылесос. Офис наполнился звуком, который можно было описать только как хор грешников, пытающихся спеть гимн dial-up модема. Экраны мониторов вспыхнули багровым, показывая перекошенные рожи, беззвучно кричащие за стеклом. Умные колонки хором заговорили на латыни задом наперед, а термостат «Nest» радостно выкрутил температуру на «Преисподняя». — Миграция завершена с ошибками! — проорал Стэнли в пустоту, когда последний бес, визжа, исчез в USB-порту принтера. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь гудением перегруженных серверов, которые теперь, судя по всему, хостили девять кругов ада. От серверной стойки повалил густой черный дым — железо явно не было рассчитано на такую плотность зла на гигабайт. В ту же секунду с потолка ударили струи воды из пожарных сплинкеров, мгновенно превращая рассыпанную соль в едкую жижу, а Стэна — в мокрую кошку в очень дорогом плаще. Он стоял посреди затопленного опен-спейса. Демонов не было. Но теперь каждый тостер в этом здании, вероятно, хотел его убить.

Стэнли вытянул руку, ловя тот идеальный ракурс, где стробоскопический свет пожарной сигнализации выгодно подчеркивал его скулы и апокалиптическую гибель серверной стойки за спиной. Он сделал губы уточкой — чисто иронически, конечно, — и нажал на спуск. Кадр вышел шедевральным. Это была «Герника» цифровой эпохи, только с большим количеством пара и мокрого кожзама. На заднем плане можно было разглядеть искаженное лицо Асмодея, застывшее в вечном крике на мониторе, прежде чем тот расплавился. Стэнли тут же отправил фото Лисандру с подписью: «Объект зачищен. Жду транзакцию. P.S. Ваш Wi-Fi теперь проклят». Телефон пискнул, подтверждая доставку, и тут же нагрелся в руке, как свежеиспеченная картофелина. Стэнли сунул его в карман, надеясь, что литий-ионный аккумулятор не решит совершить ритуальное самосожжение, и направился к выходу. Автоматические двери разъехались перед ним с подозрительной поспешностью, словно здание пыталось его выплюнуть, пока он не заразил его чем-нибудь еще. Снаружи его встретил родной сан-францисский туман, пахнущий океаном и несбывшимися надеждами стартаперов. Стэнли глубоко вдохнул, чувствуя, как адреналин уступает место холодной реальности: он стоял посреди улицы, мокрый, как выдра на крещении, с карманами, набитыми размокшими деньгами вампирши-инфлюенсера, и кейсом, в котором жужжала ультрафиолетовая лампа. Мимо проехал беспилотный автомобиль Uber, который вдруг резко свернул и попытался протаранить пожарный гидрант, сигналя азбукой Морзе слово «ПОКАЙТЕСЬ». Кажется, миграция демонов в сеть прошла успешнее, чем планировалось. Но это была проблема для техподдержки, а не для него. Ему нужно было высохнуть, выпить кофе, который не был бы приправлен пеплом, и получить свои деньги.

Стэнли вошел в «Негатив» не как посетитель, а как стихийное бедствие, получившее физическое воплощение. С его плаща стекала вода, смешанная с сажей, оставляя на дорогом ковролине следы, напоминающие тест Роршаха для пироманьяков. Охранники-гуля, которые обычно фильтровали гостей по уровню пафоса и содержания железа в крови, расступились перед ним с той же поспешностью, с какой антилопы уступают дорогу прокаженному льву. В зале было тихо. Вампиры, почувствовав запах горелой изоляции и мокрого баристы, замерли. Стэнли прошел к столику Совета, чувствуя, как вода хлюпает в кедах в ритме похоронного марша. Он не сказал ни слова. Слова были для тех, у кого не было фотографий горящего ада. Он достал телефон, который все еще был горячим, как пирожок из микроволновки Сатаны, и небрежным движением пустил его по полированной поверхности стола. Гаджет, повинуясь законам физики и драматического момента, проскользил между бокалами с синтетической кровью и замер ровно перед носом Лисандра. — Done, — произнес Стэнли. Это было единственное слово, которое он смог выдавить, не стуча зубами от холода. Лисандр, брезгливо подцепив телефон двумя пальцами, взглянул на экран. Его лицо, обычно выражающее лишь скуку и легкое презрение к бедности, вытянулось. На фото, в обрамлении искр и пара, застыла агония серверной стойки, поглотившей легион демонов. — Ты... — Лисандр поднял взгляд на Стэна. В его глазах читался не страх, а священный ужас перед идиотизмом, который сработал. — Ты оцифровал их? Ты загрузил Принцев Ада в облачное хранилище? — Теперь они — проблема техподдержки, — пожал плечами Стэн, и с его носа упала грязная капля прямо в бокал вампира. — С вас причитается. И я хочу полотенце. Египетский хлопок, если можно. Повисла тишина, которую нарушил лишь звук уведомления на телефоне Лисандра: «Ваш демон успешно синхронизирован». Вампиры переглянулись. В их мире, где жестокость была нормой, обречь врага на вечное существование в виде битых пикселей и лагов считалось чем-то запредельно садистским. — Выдайте ему деньги, — тихо приказал Лисандр, отодвигая от себя телефон Стэна, словно тот был радиоактивным. — И дайте ему карту платинового члена клуба. Я не хочу, чтобы это существо стояло в очереди, когда решит вернуться.

— Я требую такси. Бизнес-класс. И за ваш счет, — безапелляционно заявил Стэнли, всем своим видом показывая, что торги неуместны. Его наглость окупилась с лихвой. Автомобиль, который бесшумно подкатил к бордюру, был чернее, чем совесть политика, и длиннее, чем список побочных эффектов у антидепрессантов. Это был «Роллс-Ройс» такого винтажного года выпуска, когда ремни безопасности считались признаком трусости, а пепельницы были встроенной опцией для детей. Водитель, похожий на мумифицированного дворецкого, вышел и открыл заднюю дверь с таким почтением, словно Стэн был не мокрой курицей с запахом паленой проводки, а наследным принцем Трансильвании. Стэнли плюхнулся на сиденье, обтянутое кожей девственных альпийских коров. Обивка жалобно чвакнула, впитывая воду из его джинсов, но водитель даже бровью не повел. Он лишь поднял перегородку из пуленепробиваемого стекла, отсекая Стэна от мира бедности и общественного транспорта. Поездка прошла в блаженной тишине, нарушаемой лишь шелестом купюр в кейсе, который Стэн прижимал к груди как плюшевого мишку. Когда лимузин остановился у его обшарпанного многоквартирного дома, контраст был настолько разительным, что проходящий мимо енот уронил огрызок пиццы от удивления. — Ваш замок, сэр, — проскрипел водитель, открывая дверь. Стэнли выбрался наружу, чувствуя себя Золушкой после полуночи, только вместо хрустальной туфельки у него были хлюпающие кеды, а вместо принца — кейс с деньгами, которые, вероятно, помнили еще времена сухого закона. Он поднялся на свой этаж, игнорируя привычный запах вареной капусты и кошачьей безнадежности, и ввалился в квартиру. Дома было тихо. Пахло пылью и одиночеством. Стэнли швырнул кейс на кровать, и тот раскрылся, вываливая ворох влажных, пахнущих плесенью и роскошью банкнот. Он стоял посреди комнаты, мокрый, уставший и неприлично богатый. Впервые в жизни у него было достаточно денег, чтобы купить саму кофейню, а не просто работать в ней за минималку и право доедать черствые круассаны.

Стэнли рухнул в кучу денег с грацией мешка картошки, внезапно решившего стать балериной. Он ожидал, что это будет похоже на купание Скруджа Макдака — сухой, звонкий шелест богатства и золотая пыль. На деле это напоминало падение в груду мокрых полотенец, пропитанных запахом сгоревшего сервера, плесени и дорогих духов мертвой стервы. Но, святые угодники, это были *самые лучшие* мокрые полотенца в мире. Он зарылся лицом в банкноты, вдыхая аромат сырости и победы. Где-то под лопаткой неприятно хрустнула пачка облигаций, а к щеке прилип стодолларовый Бенджамин Франклин, который смотрел на Стэна с явным осуждением, но Стэнли было плевать. Он яростно дрыгал руками и ногами, делая «снежного ангела» в валюте, и хихикал так, как обычно хихикают люди, которых вот-вот увезут в комнату с очень мягкими стенами и рубашками с длинными рукавами. Это был катарсис. Это была свобода. Это был гигантский средний палец Вселенной, которая двадцать четыре года подряд дарила ему на Рождество только носки и экзистенциальный ужас. Стэнли сел, отлепляя от потного лба купюру. Он был богат. Не просто «могу заказать лишний гуакамоле» богат, а «могу купить этот квартал и снести его, потому что мне не нравится фэн-шуй» богат. Взгляд упал на настенные часы в форме кота с маятником-хвостом. Пять пятнадцать утра. Через час сорок пять минут он должен стоять за стойкой кофейни, нацепив зеленый фартук, и выслушивая лекции менеджера Кевина о том, почему пенка на капучино должна быть «метафорой облака, а не пеной для бритья». Стэнли посмотрел на гору мокрых денег. Потом на свои грязные кеды. В его голове, одурманенной адреналином, недосыпом и парами горелого пластика, созрел план. План настолько же великолепный, насколько и мелочный. План, достойный графа Монте-Кристо, если бы тот был хипстером с передозировкой кофеина.

Стэнли набрал номер, чувствуя, как пальцы дрожат от предвкушения, словно у сапера, который решил перерезать сразу все провода, просто чтобы посмотреть, какой будет салют. Гудки тянулись вечность, словно телефонная сеть пыталась дать ему последний шанс не сжигать мосты, а хотя бы вежливо их подорвать. — «Зерно и Пустота», Кевин у аппарата, — раздался голос менеджера, настолько пропитанный самодовольством, что его можно было намазывать на безглютеновый тост вместо масла. — Как я могу курировать ваше кофеиновое путешествие этим прекрасным утром? Стэнли не произнес ни слова. Слова были для людей, у которых есть пенсионный план и совесть. Вместо этого он набрал полные легкие воздуха, прижал микрофон к губам (потому что имитация всегда требует полной самоотдачи) и выдал звук, который можно было описать как арию умирающего моржа, принимающего ванну из теплого заварного крема. Это был влажный, протяжный, вибрирующий баритон, полный презрения к латте-арту, миндальному молоку и лично к коллекции виниловых пластинок Кевина. — Стэнли? — в голосе менеджера прозвучала тревога, смешанная с отвращением. — Ты в порядке? Это... это бойлер взорвался? Вместо ответа Стэнли добавил финальную коду — резкий, отрывистый звук, напоминающий чваканье резинового сапога, который выдергивают из болота безысходности, — и нажал «отбой». Экран смартфона мигнул прощальным пикселем и погас. Батарея сдохла с чувством выполненного долга, словно камикадзе, достигший нирваны. Стэнли отшвырнул бесполезный кусок пластика в кучу денег и рухнул на спину, глядя в потолок, покрытый пятнами сырости, которые теперь казались ему картами новых континентов. Тишина. Блаженная, звенящая тишина, в которой не было слышно ни шипения эспрессо-машины, ни жалоб клиентов на недостаточную ироничность пенки. Он был свободен. Он был богат. И он лежал в горе бумаги, которая начинала пахнуть, как библиотека, затопленная сточными водами. Если он не высушит эти деньги в ближайший час, то станет первым миллионером, чье состояние сожрет плесень.

Следующие полтора часа Стэнли провел в состоянии маниакального транса, превращая свою квартиру-студию в инсталляцию современного искусства под названием «Мечта республиканского сенатора после потопа». В ход пошло всё: бельевые веревки, украденные когда-то из прачечной, зарядные кабели от техники, которой он больше не владел, и даже зубная нить, натянутая между холодильником и карнизом. Когда последняя купюра заняла свое место на люстре, квартира напоминала джунгли, где вместо лиан свисали портреты мертвых президентов, взирающих на бардак с немым укором. Сквозняк из окна шевелил эту зеленую массу, и комната наполнилась шелестом, похожим на аплодисменты очень маленьких и очень жадных зрителей. Запах стоял специфический: смесь ароматов дорогой бумаги, химикатов из серверной, плесени и того неуловимого душка, который появляется, когда деньги слишком долго находились в непосредственной близости от стриптизерши-вампира. Стэнли стоял посреди этого великолепия, мокрый, грязный и богатый, как граф Монте-Кристо, если бы тот отсидел срок не в замке Иф, а в канализации Нью-Джерси. Его желудок издал звук, напоминающий скрежет металла при столкновении товарных поездов. Голод скрутил внутренности узлом. Стэнли машинально потянулся за телефоном, чтобы заказать пиццу с тройным сыром и чувством собственного превосходства, но пальцы нащупали лишь холодный, безжизненный кирпич. Технологии предали его. Он был заперт в крепости из денег, но не мог купить даже бублик, не выходя наружу в таком виде, за который в Сан-Франциско обычно дают либо мелочь, либо срок за бродяжничество.

Стэнли вышел в туманное утро Сан-Франциско, выглядя как результат порочной связи между йети и мокрой шваброй. Его джинсы издавали влажное «чвяк» при каждом шаге, а от плаща разило так, словно он только что вернулся с вечеринки в коллекторе. Но в его руке был зажат влажный, как нос здорового щенка, стодолларовый портрет Франклина, и это придавало его походке уверенность сумасшедшего миллионера. Круглосуточный магазинчик «Алко-Нирвана» встретил его звоном колокольчика и взглядом кассира, в котором читалось желание оказаться где угодно, кроме этого измерения. Стэнли, не обращая внимания на социальные нормы, начал сгребать с полок всё, что содержало глутамат натрия, сахар и обещание раннего диабета. На прилавок полетели: три упаковки «Ядерных Читос» (цвет «Чернобыльский Закат»), замороженный буррито размером с младенца, бутылка синего «Gatorade» (вкус «Электрическая Смерть») и, в порыве тактической гениальности, дешевый китайский пауэрбанк с наклейкой «100% Super Charge Explosion». — Пакет нужен? — спросил кассир, стараясь не дышать носом. Стэнли молча положил на прилавок мокрую купюру. Бумага шлепнулась с тяжелым, влажным звуком, оставив на пластике мокрый след. Кассир посмотрел на деньги, потом на Стэна, потом снова на деньги. В его глазах промелькнула искра понимания: перед ним стоял либо наркобарон, попавший под поливальную машину, либо человек, который только что ограбил фонтан желаний. — Сдачи не надо, — прохрипел Стэнли голосом, сорванным от воплей на демонов. Через пять минут он сидел на бордюре, разрывая зубами упаковку буррито, который был еще холодным в середине, но на вкус казался пищей богов. Углеводы ударили в мозг, как товарный поезд, груженный эндорфинами. Стэнли чувствовал, как жизнь возвращается в его измученное тело, вытесняя желание лечь и умереть прямо здесь, среди окурков и голубиных перьев. Он подключил телефон к пауэрбанку, и экран приветливо мигнул яблоком, обещая скорое воссоединение с цифровым миром.

Стэнли обменял горсть мелочи на пять глянцевых билетов мгновенной лотереи «Золотая Лихорадка Лепрекона» и принялся скрести защитный слой ногтем большого пальца, который сейчас был чернее, чем душа портового грузчика. Серебристая пыль — перхоть надежды — осыпалась на его мокрые джинсы, смешиваясь с пятнами от буррито. Первый билет: «Попробуй еще раз». Второй: «Лузер». Третий: два доллара. Стэнли издал торжествующий вопль, который заставил кассира дернуться к тревожной кнопке. Это была победа. Пиррова, бессмысленная, абсурдная победа человека, у которого дома сохло состояние, достаточное, чтобы купить саму эту лотерею, но эти два доллара казались самыми честными деньгами за всю ночь. — Обналичить! — прохрипел Стэн, протягивая выигрышный картон, покрытый слизью неизвестного происхождения. — Вон, — спокойно произнес кассир, доставая из-под прилавка баллончик освежителя воздуха с ароматом «Альпийская свежесть» и направляя его на Стэна как святое распятие. — Просто уходи. Считай, что я тебе их простил. Выдворенный обратно в туман, Стэнли поплелся домой. Улицы Сан-Франциско просыпались. Мимо протрусил золотистый ретривер в свитере дороже, чем вся жизнь Стэна, и посмотрел на него с осуждением, достойным викторианской гувернантки. Стэнли показал псу язык, окрашенный в «Электрическую Смерть», и свернул к своему подъезду. Квартира встретила его запахом, который можно было бы запатентовать как биологическое оружие: смесь плесени, озона, старых носков и пятидесяти тысяч долларов, испаряющих влагу. Купюры шелестели на сквозняке, как листва в зачарованном лесу, где вместо фей живут налоговые инспекторы. Стэнли рухнул на единственный свободный участок дивана, чувствуя, как кофеин и сахар начинают проигрывать битву с гравитацией. Его телефон, подключенный к китайскому пауэрбанку, вдруг ожил и завибрировал, извергая поток уведомлений, скопившихся за ночь.

Стэнли шагнул в душевую кабинку, покрытую известковым налетом, который помнил еще первый срок Буша-младшего, и с трепетом сапера повернул кран. Трубы в стенах завыли, как грешники на сковородке, но затем случилось чудо: на него обрушился не привычный плевок ржавой воды, а мощный, горячий поток, достойный спа-салона для скандинавских богов. Это было не просто мытье. Это был экзорцизм. Стэнли с остервенением тер себя мочалкой, сдирая слои сажи, вампирской перхоти, демонического пепла и запаха дешевого буррито. Черная вода закручивалась в слив, унося с собой воспоминания о прошлой ночи. Он использовал остатки шампуня «Тропический взрыв», который пах скорее как авария на химзаводе по производству мармеладных мишек, но сейчас этот синтетический кокос казался амброзией. Когда он вышел из кабинки, окутанный паром, как звезда бурлеска перед выходом на пенсию, мир стал пугающе четким. Усталость не исчезла полностью, но трусливо отступила в тень, оглушенная термическим шоком. Стэнли был чист, розов, как новорожденный поросенок, и стоял посреди своей квартиры, которая теперь напоминала сушилку колумбийского наркокартеля. Зеленые гирлянды из купюр тихо шелестели от его движения. Стэнли вытер запотевшее зеркало. Из отражения на него смотрел человек с мокрыми волосами и безумным блеском в глазах — помесь молодого Эйнштейна и мокрой выдры, выигравшей в казино. Телефон, подключенный к китайскому аккумулятору, перестал вибрировать и теперь просто зловеще мигал светодиодом, требуя внимания. На экране светилось три уведомления, каждое из которых обещало свой сорт головной боли.

Стэнли разблокировал экран, и на него тут же вылился поток цифровой желчи. Сообщение от Кевина было не просто текстом; это была эпитафия здравому смыслу, написанная человеком, который считает, что пенка на капучино влияет на геополитическую обстановку в мире. «Стэнли, — гласило послание, украшенное смайликами разбитых сердец и увядших цветов. — Твой сегодняшний перформанс был актом вопиющей звуковой агрессии. Ты нарушил вибрационный фон кофейни и нанес непоправимую травму ауре эспрессо-машины. Я посоветовался с нашим штатным астрологом, и мы пришли к выводу, что твой ретроградный Меркурий несовместим с миссией "Зерна и Пустоты". Ты уволен. Твоя последняя зарплата будет переведена в фонд защиты леворуких лемуров, чтобы очистить твою карму. Не возвращайся. П.С. Ты забыл свой фартук, я его сжег с шалфеем». Стэнли фыркнул, и этот звук в тишине квартиры прозвучал как выстрел стартового пистолета. Он был свободен. Больше никаких дискуссий о том, является ли миндальное молоко этичным, если миндаль не давал письменного согласия на дойку. Больше никакого Кевина с его коллекцией виниловых пластинок со звуками китов. Он оглядел свою комнату. Пятьдесят тысяч долларов, пахнущих плесенью и грехом, тихо покачивались на веревках, как зеленые флаги независимого государства Стэнлистан. Он был безработным, грязным (в душе, но не телесно) богачом, и у него оставалось еще два непрочитанных сообщения, которые мигали на экране, как глаза хищника в темноте.

Стэнли набрал в грудь воздуха, словно собирался обезвредить бомбу с помощью зубочистки, и нажал на иконку сообщения. Текст от мамы развернулся на экране во всей своей пассивно-агрессивной красе, мгновенно уничтожая остатки его самооценки, которые чудом пережили эту ночь. «Стэнли, — писала женщина, которая однажды вызвала экзорциста, потому что микроволновка пищала в тональности си-бемоль. — Тетя Мардж сказала, что видела парня, похожего на тебя, в новостях. Он бежал по крыше в плаще из мусорного пакета. Я сказала ей, что мой сын — уважаемый специалист по кофеину, а не городской сумасшедший. Пожалуйста, подтверди, что ты не стал наркоманом или, что еще хуже, актером-мимом. И кстати, ты пьешь достаточно воды? Твоя кожа на рождественских фото выглядела серой, как у покойника. Люблю, мама. P.S. Твой кот опять насрал в мои тапки, я считаю, это он мстит за твой отъезд». Стэнли медленно выдохнул. Ирония ситуации была настолько густой, что её можно было намазывать на хлеб вместо джема. Он только что уничтожил вампирскую грибницу, договорился с демонами и стал обладателем состояния, которое сейчас сохло на его люстре, но для мамы он все еще оставался человеком, чьим главным достижением было отсутствие судимости. Он не стал отвечать. Любой ответ был бы использован против него в суде семейных обедов. Стэн смахнул уведомление, чувствуя, как где-то в Огайо его мать тяжело вздыхает, ощущая возмущение в Силе. Осталось последнее уведомление. Оно висело в шторке, одинокое и зловещее, как паук в душевой кабинке. Номер был скрыт. Текст превью гласил: «Касательно вашей недавней транзакции души...»

Стэнли ткнул пальцем в экран, ожидая, что телефон либо взорвется, либо начнет транслировать прямую речь его покойной бабушки с упреками по поводу неглаженых рубашек. Но вместо апокалипсиса открылось приложение, дизайн которого напоминал интерфейс «PayPal», если бы его разрабатывали готические подростки на стажировке у Антихриста. Цветовая гамма колебалась между «свернувшаяся кровь» и «отчаяние в понедельник утром». Сообщение было помечено значком горящего конверта. Стэнли прищурился, читая текст, набранный шрифтом, который, казалось, кричал на него шепотом: «Уважаемый Подрядчик [ID: StanTheMan_666_Cloud]! Ваш тикет #SF-IT-Apocalypse закрыт. Департамент Информационных Пыток благодарит вас за оперативную миграцию легиона демонов-паразитов на удаленный сервер. В связи с успешной оптимизацией адского трафика вам начислен бонус». Стэнли моргнул. Потом еще раз. На экране высветилась сумма, от которой у любого бухгалтера случился бы инсульт на почве зависти. Это были не доллары, не евро и даже не биткоины. Это были «Оболы Харона» — криптовалюта загробного мира, курс которой, судя по графику в углу экрана, был стабильнее швейцарского франка и зависел исключительно от глобального уровня человеческой глупости (то есть рос постоянно). Внизу мелким шрифтом, который обычно никто не читает, пока не продаст почку, значилось: «Внимание! Вывод средств в материальный мир облагается налогом на алчность (30%) и комиссией за конвертацию реальности. Для доступа к магазину артефактов нажмите "Принять тьму"». Стэнли почувствовал, как буррито в желудке делает сальто. Он не просто уничтожил демонов. Он, черт возьми, *аутсорсил* их. Он стал фрилансером Ада, даже не заполняя налоговую форму W-9. Это было самое успешное карьерное решение в его жизни, учитывая, что предыдущим пиком было умение рисовать пенисы на латте так, чтобы они выглядели как сердечки. Теперь перед ним стоял выбор, способный свести с ума святого: у него была комната, полная мокрых, грязных, но реальных денег, и телефон с виртуальным счетом, на который можно было купить, вероятно, личный остров или дракона. Или хотя бы нормальный матрас.

Стэнли нажал на кнопку «Принять тьму». Он ожидал грома, молнии или хотя бы того, что телефон нагреется до температуры плавления вольфрама, но вместо этого экран просто моргнул и сменил цветовую схему на агрессивно-багровую с золотыми вставками. Шрифт интерфейса, к ужасу Стэна, оказался «Papyrus». Видимо, графический дизайн в Аду курировали лично грешники, ответственные за меню в тайских ресторанах начала нулевых. Приложение называлось «Purgatory Prime». Логотип изображал улыбающегося чертика, толкающего тележку, наполненную чьими-то надеждами. Всплывающее окно радостно сообщило: «Поздравляем! Ваш кредитный рейтинг в загробном мире: ААА (Абсолютный Адский Авторитет). Вам доступна бесплатная доставка Цербером в день заказа!» Стэнли пролистал главную страницу. Это было похоже на Amazon, если бы Джефф Безос окончательно перестал притворяться человеком и начал торговать артефактами судного дня. Категории варьировались от «Бытовая некромантия» до «Сделай сам: Проклятия для соседей». В разделе «Рекомендуемое для вас» (алгоритмы знали о его жизни пугающе много) красовались товары, от которых у Стэна потеплело в груди и похолодело в паху. — Святые угодники, — прошептал он, глядя на экран. — Они продают *это* легально? Его взгляд метался между тремя позициями, каждая из которых обещала изменить его жизнь быстрее, чем положительный тест на беременность в католической школе. Виртуальный кошелек пульсировал, требуя трат. Оболы жгли карман, даже находясь в цифровом облаке. Стэнли понимал: в этом магазине возвратов не бывает, а служба поддержки, скорее всего, отвечает на звонки только воплями грешников.

Стэнли нажал кнопку «Подписаться», ожидая, что с него спишут душу или хотя бы почку, но приложение лишь вежливо дзынькнуло, как микроволновка, закончившая греть попкорн. В ту же секунду воздух в квартире сгустился, запахнув озоном, дорогим одеколоном и легкой ноткой горящей шерсти грешников. Дверь ванной комнаты, которая обычно заедала так, словно ее удерживал призрак обиженного плотника, распахнулась с пугающей плавностью. Оттуда, окутанный паром (который, возможно, был просто паром от душа, но выглядел подозрительно драматично), вышел Он. Это был не монстр с щупальцами. Это был мужчина неопределенного возраста и роста, одетый в безупречный фрак, на котором не было ни пылинки, ни капли эктоплазмы. Его кожа имела легкий оттенок красного дерева, а рога на лбу были так аккуратно подпилены и отполированы, что их можно было принять за модные импланты. Он выглядел как результат генетического эксперимента по скрещиванию Альфреда Пенниуорта с козлом-убийцей. — Доброе утро, сэр, — произнес демон голосом, глубоким и бархатистым, как гроб с обивкой люкс-класса. — Меня зовут Асмодей-младший, но для краткости можете звать меня «Бентли». Я вижу, вы решили декорировать квартиру в стиле «наркобарон после наводнения». Смело. Авангардно. Прежде чем Стэн успел выдавить из себя хоть звук, Бентли щелкнул пальцами. Когтистой, ухоженной рукой. Зеленые гирлянды из долларов, развешанные по комнате, мгновенно высохли, разгладились и аккуратно сложились в стопки на кофейном столике. Пятно от буррито на джинсах Стэна исчезло, сменившись запахом лаванды. — Я взял на себя смелость аннулировать колонию плесени под раковиной и изгнал пылевых клещей в девятый круг, — продолжил дворецкий, доставая из воздуха серебряный поднос. — Ваш график на сегодня пуст, если не считать экзистенциального кризиса. Желаете завтрак или сразу перейдем к планированию мирового господства?

— Отправляйся в кофейню и запугай Кевина, — скомандовал Стэнли. Бентли улыбнулся, обнажив зубы, которые были слишком белыми, слишком ровными и, возможно, слишком многочисленными для стандартной челюсти млекопитающего. — Мелочная месть менеджеру среднего звена с комплексом бога? — промурлыкал он голосом, напоминающим урчание сытого ягуара. — Сэр, это же *филе-миньон* среди демонических поручений. Я вернусь раньше, чем ваш буррито успеет понять, что он остыл. Дворецкий не пошел к двери; он просто шагнул в тень от торшера, которая, казалось, стала на мгновение глубже Марианской впадины, и сложился внутрь себя, как оригами из тьмы. Стэнли остался один в тишине квартиры, пахнущей теперь не старыми носками, а лавандой и легким ароматом серы, какой бывает от спичек в дорогом ресторане. Он успел съесть ровно три «Ядерных Читос», окрасив пальцы в цвет радиоактивного заката, когда воздух в комнате сгустился. Бентли материализовался у журнального столика, держа в когтистых руках серебряный поднос. На нем покоился трофей: любимый винтажный темпер Кевина из редкого африканского дерева, теперь скрученный в узел, который топологически не должен был существовать в трехмерном пространстве. — Субъект прошел ускоренный курс смирения, — доложил демон, стряхивая с лацкана несуществующую пылинку. — Я позволил себе внушить ему, что эспрессо-машина одержима духом древнего шумерского бога, ненавидящего хипстеров. В данный момент ваш бывший работодатель исповедуется мешку с бескофеиновым зерном и обещает уйти в монастырь. Ах да, и он настоял, чтобы вы приняли это. Бентли извлек из кармана чек, слегка дымящийся по краям. Сумма была выписана дрожащей рукой, а в графе «Назначение платежа» значилось: «ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ ГОЛОСА ЗАТКНУТСЯ». — Выплата за неиспользованный отпуск и моральный ущерб, — пояснил дворецкий. — Я также убедил его, что лучший способ очистить карму — это перевести вам двойную ставку. Теперь, сэр, когда справедливость восторжествовала с жестокостью средневековой казни, какие будут распоряжения? Ваш уровень усталости намекает, что вы скоро начнете галлюцинировать бесплатно, без моей помощи.

Стэнли рухнул на кровать и провалился в глубокий сон, продлившийся целые сутки. Когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что потолок его квартиры изменился. Вместо привычного пятна плесени, напоминающего профиль Ричарда Никсона, над ним нависал балдахин из темно-синего бархата, расшитый золотыми звездами, которые, если присмотреться, складывались в неприличные созвездия. Он лежал на простынях из египетского хлопка с такой плотностью нитей, что они могли бы остановить пулю мелкого калибра. — Доброго вечера, сэр, — раздался голос Бентли откуда-то из полумрака. — Я взял на себя смелость слегка оптимизировать жилое пространство, пока вы находились в коме восстановительного сна. Соседи снизу немного пошумели, когда я расширял вашу ванную комнату в четвертое измерение, но пара купонов на бесплатную лоботомию быстро сгладила конфликт. Стэнли сел. Его тело, обычно скрипевшее по утрам как старый галеон, теперь ощущалось подозрительно гибким. На прикроватном столике, вырезанном, судя по запаху, из кости мамонта, дымилась чашка кофе. Запах был божественным — или, скорее, дьявольским. Это был не тот пережженный гудрон, который он варил в «Зернах и Пустоте», а амброзия, способная поднять мертвого и заставить его танцевать чечетку. — Ваш «Ирландский экзорцист», сэр. Двойной эспрессо, капля святой воды и слезы грешника для сладости, — Бентли материализовался рядом, держа в руках идеально отглаженный плащ Стэна. Кожзам исчез. Теперь это была кожа существа, которое явно стояло выше коровы в пищевой цепи. — И я позволил себе обновить ваш гардероб. Предыдущий ансамбль кричал «помогите, я девственник», а нам нужен образ «опасный социопат с кредитным лимитом». Стэнли сделал глоток. Кофеин ударил в мозг с ясностью ядерного взрыва. Он был богат, у него был личный демон, и он больше не пах буррито. Жизнь, определенно, налаживалась, но инстинкт самосохранения шептал, что за такой уровень комфорта обычно приходится платить чем-то более существенным, чем деньги. — Итак, — Бентли элегантно повесил плащ на манекен, который выглядел пугающе похожим на Кевина. — Мы сыты, мы богаты, и у нас есть доступ к арсеналу, запрещенному Женевской конвенцией. Каков план по захвату, спасению или уничтожению этого города?

— Стейк, — скомандовал Стэнли, чувствуя, как его желудок исполняет арию умирающего кита. — С кровью. Но, ради всего святого, пусть это будет корова. Я пока не готов к моральным дилеммам каннибализма, даже если этот человек был налоговым инспектором. Бентли лишь слегка приподнял бровь, что на его лице было эквивалентом глубокого поклона, и исчез в направлении кухни. Спустя время, которого едва хватило бы, чтобы разогреть лапшу быстрого приготовления, перед Стэном материализовалась тарелка. На ней покоился кусок мяса толщиной с Библию и такой прожарки, что талантливый ветеринар, вероятно, смог бы вернуть его к жизни с помощью дефибриллятора и доброго слова. Стэнли вонзил нож в мякоть. Это было не просто мясо; это было религиозное переживание. Рибай таял во рту, как обещания политика после выборов. Сопровождалось блюдо бокалом красного вина, которое Бентли представил как «Пино Нуар из личных погребов Влада Цепеша, урожай года, когда турки были особенно назойливы». — Мясо доставлено с фермы, где коровам перед сном читают Ницше, чтобы улучшить текстуру мраморности через экзистенциальный ужас, — пояснил дворецкий, наполняя бокал. — Теперь, когда ваш организм перестал потреблять сам себя, позвольте напомнить: у нас есть бюджет небольшого африканского государства и полное отсутствие инстинкта самосохранения. Нам нужно оружие, сэр. Ваша ножка от табуретки IKEA — это, конечно, смело, но против высшей нежити она эффективна так же, как молитва против гонореи. Стэнли откинулся на спинку стула, чувствуя, как белки и жиры перестраивают его ДНК из «замученного баристы» в «сытого хищника». Он вытер губы льняной салфеткой, стоившей дороже его образования. — Ты прав, Бентли. Мне нужно что-то посерьезнее. Что-то, что говорит: «Я пришел не за сахаром, а за вашими бессмертными душами». Дворецкий извлек из воздуха планшет, на экране которого светился логотип магазина, украшенный черепом с моноклем.

Стэнли нажал кнопку заказа в приложении, оплачивая «Набор начинающего инквизитора» по самому дорогому и безопасному тарифу. Дверной звонок не просто зазвенел; он издал звук, похожий на вопль кошки, которую затягивает в турбину Боинга, но с нотками вежливости. Бентли, даже не оторвавшись от полировки бокала, щелкнул пальцами, и массивная входная дверь распахнулась. На пороге стоял не трехголовый пес, как ожидал Стэн, а курьер в фирменной кепке «Cerberus Logistics», чья кожа имела здоровый оттенок вареной свеклы. У его ног, тяжело дыша и капая слюной, способной прожечь линолеум, сидел бульдог размером с малолитражку. У бульдога была всего одна голова, но зато глаз — целых пять, и все они смотрели на Стэна с гастрономическим интересом. — Доставка для мистера Гриса, — прорычал курьер, протягивая планшет, сделанный, кажется, из лопатки грешника. — Распишитесь здесь. И здесь. Это отказ от ответственности на случай, если артефакты аннигилируют вашу душу или испортят ковер. Стэнли черканул подпись. Курьер швырнул коробку, обмотанную колючей проволокой вместо скотча, на мраморный пол и исчез в клубах серного дыма, оставив после себя запах горелой резины и легкое чувство тревоги. Распаковка напоминала Рождество в психиатрической клинике. Стэнли извлек на свет содержимое «Набора начинающего инквизитора». Здесь был автоматический арбалет «Искупитель» с лазерным прицелом (потому что классика — это хорошо, но промахи — это стыдно), пояс с флаконами святой воды, маркированными как «Слезы Магдалины (Концентрат)», серебряный кинжал и осиновый кол с эргономичной прорезиненной рукояткой и вибрацией (зачем — инструкция умалчивала). — Изящно, — прокомментировал Бентли, разглядывая серебряный кинжал. — Сделано в Китае, но освящено в Ватикане по аутсорсу. Теперь, сэр, когда вы вооружены лучше, чем техасский рейнджер в день распродажи, нам нужна цель. Приложение «Purgatory Prime» как раз обновило список местных угроз в разделе «Горячие точки и холодные трупы». Стэнли взял в руки арбалет. Он был тяжелым, холодным и обещал власть, которой у Стэна не было со времен, когда он был дежурным по классу. Телефон на столе звякнул, высвечивая карту Сан-Франциско, покрытую красными черепами.

Поездка к месту вызова заняла меньше времени, чем требуется, чтобы объяснить бариста, как правильно пишется имя «Одиссей». Бентли вел «Роллс-Ройс» с такой пугающей плавностью, словно законы физики и дорожного движения были для него лишь вежливыми рекомендациями, которые можно игнорировать ради эффектного появления. Они затормозили у бывшего консервного завода в районе Догпатч, который теперь выглядел как мечта хипстера, пережившего лоботомию. Вывеска над дверью, нарисованная, судя по шрифту, кровью девственной свеклы, гласила: «Кровавый Корень: Этичное потребление для пост-живых». Изнутри доносились звуки, напоминающие драку в магазине посуды, сопровождаемую агрессивным техно. — Прошу вас, сэр, — Бентли открыл дверь, и туман почтительно расступился. — Кажется, вечеринку начали без нас. Слышите этот звон? Это звук разбивающихся надежд на мирное сосуществование и, вероятно, банок с ферментированной плазмой. Стэнли поправил перевязь с арбалетом, чувствуя себя Ван Хельсингом, который случайно забрел на распродажу в Whole Foods, и толкнул тяжелую стальную дверь. Картина, открывшаяся ему, была достойна кисти безумного сюрреалиста. Просторный лофт, заставленный кадками с фикусами и стеллажами с винилом, был оккупирован бандой вампиров-традиционалистов. Эти ребята выглядели так, словно ограбили костюмерную группы «The Cure» в 1989 году: кожаные плащи, сетчатые майки и столько геля на волосах, что им можно было бы заклеить озоновую дыру. Они с энтузиазмом громили запасы коммуны. Один из налетчиков, здоровяк с пирсингом в брови, методично выливал содержимое трехлитровых банок на пол. Красная жидкость — явно не человеческая, судя по запаху томатов и железа — растекалась по коврам из переработанного пластика. В углу, сбившись в кучу, дрожали хозяева — группа бледных, тощих существ в вязаных шапочках и свитерах оверсайз. Они выглядели так, будто извинялись за сам факт своего существования. Их лидер, парень с бородкой, которую можно было назвать «ироничной», прижимал к груди пакет с соевым молоком как святыню. — Где настоящая кровь, травоядные?! — ревел кожаный гигант, пиная мешок с киноа. — Вы позорите род! Дракула не для того насаживал турок на колья, чтобы вы пили смузи из гемоглобина! Стэнли шагнул вперед, и его ботинок смачно хлюпнул в луже томатного сока. Звук был таким же громким, как выстрел в библиотеке. Два десятка глаз — красных, злобных и подведенных черным карандашом — уставились на него. — Прошу прощения, — произнес Стэнли, поднимая арбалет «Искупитель», лазерный прицел которого нарисовал красную точку прямо на лбу кожаного громилы. — Я ищу отдел возврата товаров. Мне кажется, этот пафос просрочен.

Стэнли нажал на спусковой крючок. «Искупитель» издал звук, похожий на чих простуженного киборга, и болт устремился в цель с грацией, которой сам Стэнли был лишен от рождения. Попадание было идеальным. Трехлитровая банка с крафтовым маринованным чесноком (вероятно, выращенным монахами-пацифистами под музыку Энии) взорвалась, как осколочная граната в овощном отделе. Дождь из уксуса, рассола и белоснежных зубчиков обрушился на кожаного гиганта, мгновенно превращая его из ночного кошмара в очень злое и очень мокрое блюдо средиземноморской кухни. Вампир завыл. Звук напоминал соло на бензопиле, исполняемое в общественной библиотеке. Его кожа зашипела, выпуская пар, пахнущий воскресным обедом у итальянской бабушки. Это был успех. Почти. Проблема заключалась в аэродинамике запаха. Вонь стояла такая, словно сам Сатана решил сделать чесночные гренки в непроветриваемой сауне. Веганы-вампиры, чьи организмы были настроены на тонкие вибрации тофу, начали падать в обморок, хватаясь за горло. У самого Стэна глаза заслезились так, будто он пересматривал финал «Хатико» во время резки лука. Громила, теперь больше похожий на «Спайка под маринадом», протер глаза, размазывая ожоги по лицу. Он не рассыпался в прах. Он просто стал липким, красным и невероятно мотивированным на убийство. — Ты... — прохрипел он, сплевывая зубчик чеснока. — Ты сделал из меня салат?! Он перемахнул через баррикаду из ящиков с авокадо, игнорируя дымящуюся кожу, и двинулся на Стэна с неотвратимостью налоговой проверки.

Стэнли выхватил флакон «Слез Магдалины» с грацией человека, пытающегося поймать падающий кактус, и швырнул его навстречу несущемуся кошмару. Стекло разбилось о грудь Спайка с мелодичным звоном, который в приличных домах обычно предвещает очень дорогие счета за химчистку. Результат превзошел все ожидания, даже самые садистские. Святая вода, вступив в бурную реакцию с уксусным маринадом и нечистой плотью, сработала как катализатор в неудачном эксперименте юного химика-сатаниста. Спайк не просто загорелся. Он зашипел, как гигантская грешная котлета, брошенная на раскаленную сковороду в столовой Ада. — А-а-а! Твою мать! Моя Т-зона! Я только что сделал пилинг! — взвыл громила, когда его эпидермис начал пузыриться и испускать дым цвета безнадежности. Смесь божественной благодати и чесночного рассола мгновенно вспенилась, превращая вампира в ходячую рекламу средства для прочистки труб. Ослепленный, дымящийся и пахнущий как худшее свидание в итальянском ресторане, Спайк потерял ориентацию. Он врезался в стойку с коллекционным винилом, исполнив финальный пируэт умирающего лебедя, и с воплем вывалился в разбитое окно, решив, что гравитация — меньшее из зол по сравнению с кулинарным экзорцизмом. В лофте повисла тишина, нарушаемая лишь шипением лужи на полу и деликатным кашлем выживших веганов, выползающих из-за баррикад тофу. — Эффектно, сэр, — заметил Бентли, материализуясь рядом и протягивая Стэнли влажную салфетку с ароматом лайма. — Вы изобрели новый вид химического оружия: «Святое Соте». Боюсь только, этот запах въестся в вашу ауру быстрее, чем сплетни в церковном хоре.

Стэнли перешагнул через дымящуюся лужу, которая теперь пахла как кухня итальянского ресторана, захваченная демонами-поджигателями, и навел лазерный прицел «Искупителя» прямо в центр лба лидера коммуны. Тот выглядел как человек, уверенный, что глютен — это правительственный заговор, а мыло — инструмент подавления личности. — Имя, звание, причина визита того парня, который сейчас стекает в канализацию, — потребовал Стэн, стараясь, чтобы голос звучал как у Клинта Иствуда, а не как у бариста, которому третий раз за день вернули латте. Лидер, чье имя наверняка было чем-то вроде «Шалфей» или «Лунный Луч», нервно поправил шапочку из органической шерсти альпаки, страдающей депрессией. — Это был Брут, чувак. Он не хотел нас убивать. Он... э-э... пришел за арендной платой. Стэнли моргнул. Красная точка на лбу вампира дрогнула. — Арендной платой? Он выглядел как вышибала из ада, а не бухгалтер. — Ну, технически он коллектор из «Вечной Недвижимости», — признался Шалфей, виновато ковыряя носком кеда дырку в ковре. — Мы немного задолжали за последние восемьдесят лет. Мы не верим в концепцию денег, это грязная энергия, блокирующая чакры. Мы пытались платить ему позитивными вибрациями и домашним хумусом, но он почему-то расстроился. Бентли деликатно кашлянул, прикрывая нос надушенным платком с монограммой Люцифера: — Сэр, если я правильно перевожу этот диалект инфантильного отрицания реальности, вы только что совершили нападение при отягчающих обстоятельствах на федерального агента загробной бюрократии. Это хуже, чем убить копа. У копов нет доступа к заклинаниям, вызывающим вечный зуд в труднодоступных местах. — Ты нас спас! — просиял Шалфей, пытаясь обнять Стэна, но остановился, наткнувшись на ледяной взгляд Бентли. — По законам кармического права, раз ты победил коллектора, долг теперь... ну, как бы аннулирован? Или перешел к тебе? Ты наш новый лендлорд? Можно мы заплатим тебе стихами о грусти кабачков? Стэнли почувствовал, как его триумф превращается в пульсирующую мигрень. Он не просто спас кучку хипстеров-вампиров. Он влез в спор хозяйствующих субъектов с участием нежити, и теперь, судя по всему, стал счастливым обладателем их проблем.

— Это ваши проблемы, — бросил Стэнли через плечо, стараясь звучать как герой нуарного детектива, у которого закончился виски, но осталось презрение к миру. — Я не подписывался на роль мессии для любителей тофу. Он поставил ногу на подоконник, намереваясь совершить эффектный прыжок в туманную неизвестность. В его голове играл саундтрек из «Матрицы». В реальности же его левый шнурок, обладавший мстительным характером, зацепился за крючок оконной рамы. Стэнли полетел вниз. Но вместо того, чтобы превратиться в абстракцию из костей и асфальта, он запутался в бельевых веревках, натянутых между зданиями. Его прокрутило три раза, как гимнаста на стероидах, после чего он спружинил от тента овощной лавки и приземлился на ноги с грацией, которая заставила бы олимпийских судей плакать от зависти. Он оказался ровно в двух сантиметрах от открытой двери «Роллс-Ройса». Сверху, из окна лофта, раздались восхищенные вздохи. Для веганов-вампиров это выглядело не как падение неуклюжего бариста, а как левитация дзен-мастера. — Блестяще, сэр, — заметил Бентли, не отрываясь от кроссворда на древнеарамейском. — Ваша интерпретация стиля «пьяный журавль» становится всё более убедительной. Садитесь, пока они не начали кидать в нас цветы или, что хуже, свои стихи. Стэнли рухнул на кожаное сиденье. Машина плавно тронулась, оставляя позади запах чеснока и экзистенциального кризиса. — Я сделал это, Бентли, — выдохнул Стэн, ощупывая себя на предмет переломов. — Я спас их и ушел. Никаких обязательств. Дворецкий деликатно кашлянул. Звук был похож на то, как если бы вежливая кошка подавилась алмазной пылью. — Боюсь, сэр, есть нюанс. Согласно Параграфу 4, подпункту «С» Кодекса Посмертных Взысканий, уничтожив официального представителя коллекторского агентства, вы не аннулировали долг. Вы его... унаследовали. Поздравляю, теперь вы должны «Вечной Недвижимости» сумму, эквивалентную ВВП небольшой европейской страны времен чумы. Плюс пени за восемьдесят лет. Телефон Стэна звякнул. Пришло уведомление от приложения «Purgatory Prime»: «ВАШ БАЛАНС ОБНОВЛЕН: -$6,660,000. ВНИМАНИЕ: Для погашения задолженности у вас есть 72 часа. В противном случае ваша душа будет изъята и переработана в наполнитель для кошачьих туалетов Ада».

Стэнли распахнул двери офиса «Вечной Недвижимости» с решимостью женщины средних лет, которой продали латте на обычном молоке вместо миндального. Он прошагал через лобби, отделанное мрамором цвета запёкшейся крови, и с размаху ударил ладонью по стойке ресепшена. — Я требую менеджера! — его голос эхом отразился от сводчатого потолка, украшенного фресками, изображающими страдания ипотечных заемщиков. — Этот долг — ошибка! Я не подписывал договор, я просто убил вашего сотрудника в целях самообороны! Это форс-мажор! Секретарь подняла на него взгляд. Это была женщина неопределенного возраста, чья кожа напоминала пергамент, забытый в библиотеке Александрии во время пожара. На её бейджике значилось: «Глэдис. Отдел первичного отчаяния». — У вас есть талончик, смертный? — проскрипела она голосом, похожим на звук пенопласта по стеклу. — Я сам — талончик! — заорал Стэнли, переходя в режим ультразвуковой истерики. — Зовите главного! Сейчас же! Глэдис вздохнула, и из её рта вылетело облачко пыли. Она нажала кнопку под столом. Пол под ногами Стэна не разверзся, нет. Всё было хуже. Из боковой двери вышел Менеджер. Это был высокий, тощий субъект в сером костюме, который сидел на нём так плохо, словно был сшит из ковролина дешевого мотеля. У него не было лица, только гладкая поверхность, на которой маркером была нарисована вежливая улыбка. — Мистер Грис, — произнес безликий, не шевеля ртом. — Мы ценим ваш энтузиазм. Однако, согласно пункту 666-B нашего пользовательского соглашения, которое вы акцептовали фактом своего рождения в этом проклятом измерении, устные претензии, превышающие 80 децибел, облагаются налогом на шумовое загрязнение. — Что? — Стэнли поперхнулся воздухом. — Я не... — А также штрафом за трату корпоративного времени, — продолжил Менеджер, что-то отмечая в планшете. — Итого: плюс пятьдесят тысяч долларов к основному долгу. Хорошего вам апокалипсиса. Пол под ногами Стэна внезапно стал очень скользким. Через секунду он уже скользил по наклонному желобу мусоропровода, чтобы вылететь на мокрый асфальт заднего двора, прямо к ногам Бентли, который как раз докуривал сигарету. — Полагаю, переговоры зашли в тупик? — поинтересовался демон, отряхивая пиджак Стэна от окурков и астральной слизи. — Ваш долг только что обновился. Теперь вы должны сумму, которой хватило бы на покупку небольшого острова или финансирование средней голливудской комедии.

Идея казалась гениальной ровно три минуты — время, необходимое, чтобы доехать на «Роллс-Ройсе» до казино, чей неоновый фасад напоминал улыбку акулы, только что проглотившей клоуна. Стэнли ворвался в зал, пахнущий отчаянием и дорогим одеколоном, промаршировал к столу с рулеткой и вывалил на зеленое сукно всё, что у него было: пятьдесят две тысячи долларов и остатки самоуважения. — Всё на зеро! — взвизгнул он, привлекая внимание дамы с боа из живых хорьков и джентльмена, у которого вместо головы был парящий куб льда. Крупье, мумия в смокинге, чьи бинты были накрахмалены до состояния гипсокартона, лишь сухо кивнул. Шарик запрыгал по колесу с веселым стуком, напоминающим цокот каблуков Смерти по паркету. Стэнли затаил дыхание. Шарик замедлился. Он флиртовал с сектором «Зеро», он почти пригласил его на ужин... а затем, повинуясь законам физики, которые в этом заведении явно писали пьяные полтергейсты, подпрыгнул и упал в щель между столом и полом. — Техническое поражение, — проскрежетал крупье, сгребая фишки Стэна своими сухими, как осенние листья, пальцами. — Дом выигрывает. Дом всегда выигрывает, даже когда гравитация берет выходной. — Но шарик упал! — завопил Стэнли, пытаясь перелезть через стол. — Это не считается! Верните мои деньги! Через секунду он уже летел по дуге, достойной олимпийского чемпиона по прыжкам в ширину, и приземлился лицом в лужу у черного входа. Следом вылетел Бентли, который, впрочем, приземлился на ноги, даже не расплескав коктейль, который он успел заказать, пока Стэнли разорялся. — Потрясающая инвестиционная стратегия, сэр, — заметил демон, делая глоток. — Статистически у вас было больше шансов быть усыновленным Анджелиной Джоли, чем выиграть за этим столом. Теперь, когда ваш капитал равен абсолютному нулю Кельвина, а долг по-прежнему способен вызвать инфляцию в небольшой стране, позвольте поинтересоваться: мы планируем продавать ваши органы или сразу перейдем к грабежу?

Приложение «Purgatory Prime» загрузилось с грацией пьяного бегемота, пытающегося станцевать балет. Экран, треснувший в форме паутины (или пентаграммы, в зависимости от угла обзора), высветил список вакансий, от которых даже у безработного таракана случилась бы депрессия. Раздел «Грязная работа» предлагал такие карьерные возможности, как «Дегустатор ядов (контракт разовый)», «Психоаналитик для полтергейста в пубертате» и «Живая мишень для тренировки купидонов-алкоголиков». Стэнли, чьи пальцы дрожали от холода и осознания того, что он беднее церковной мыши, живущей в синагоге, попытался нажать на относительно безопасную вакансию «Выгул адских болонок». Но судьба, обладающая чувством юмора школьного хулигана, распорядилась иначе. Жирная капля дождя, упавшая с карниза с меткостью олимпийского снайпера, шлепнулась прямо на экран, выбрав строчку ниже. Телефон радостно вибрировал, как довольный кот: «Поздравляем! Вы приняли заказ: "Сбор высокоактивной эктоплазмы". Локация: Коллектор под Чайна-тауном. Оплата: Сдельная. Внимание: Возможны встречи с Тентаклевым Монстром (он не веган). Штраф за отказ: Конфискация левой почки». — Канализация? — простонал Стэнли, глядя на экран так, словно тот только что предложил ему съесть собственные носки. — Серьезно? Я только что был в смокинге! — Технически, сэр, вы были в смокинге ровно три минуты, пока вас не вышвырнули, как мешок с просроченным мусором, — заметил Бентли, открывая дверь «Роллс-Ройса». — К тому же, эктоплазма нынче в цене. Хипстеры используют её как замену желатину в веганских десертах. Подумайте об этом как об экологическом стартапе. Поездка до Чайна-тауна прошла в молчании, нарушаемом лишь урчанием живота Стэна, который требовал еще один стейк или хотя бы право на эвтаназию. Они остановились у неприметного люка в переулке, пахнущем протухшей рыбой и древними тайнами. Из-под крышки вырывался зеленый пар, формируясь в неприличные фигуры. — Ваш офис, сэр, — Бентли протянул ему пару резиновых сапог, которые выглядели так, будто их сняли с рыбака, не пережившего встречу с Кракеном. — И помните: если что-то липкое предложит вам дружбу, вежливо откажитесь.

Стэнли решительно нырнул в зловонные глубины ближайших баков, перебирая отбросы в поисках идеальной приманки. Удача улыбнулась ему почти мгновенно: он извлек из недр мусорного контейнера нечто, что когда-то, возможно, при династии Мин, было уткой по-пекински. Теперь это был блестящий, склизкий комок органической ненависти, пахнущий так, словно сам Чингисхан забыл его в заднем кармане штанов во время похода на Запад. Это было великолепно. Это было отвратительно. Это было именно то, ради чего призраки готовы были бы умереть второй раз. — Очаровательно, сэр, — голос Бентли донесся из салона «Роллс-Ройса», стекло которого поднималось с неумолимостью гильотины. — Если позволите, я включу рециркуляцию воздуха. Запах вашего трофея способен оскорбить даже мои, привыкшие к сере, обонятельные рецепторы. Удачи внизу. Постарайтесь не стать ингредиентом для супа. Стэнли остался один на один с люком, дождем и уткой. Он закрепил тушку на поясе, чувствуя, как жир пропитывает его одежду, создавая ощущение теплых, липких объятий, и полез вниз. Канализация Чайна-тауна оказалась архитектурным шедевром упадка. Стены здесь были покрыты мхом, который светился ядовито-зеленым светом, словно кто-то пролил здесь тонну радиоактивного васаби. Вода — или то, что здесь считалось водой — текла с ленивой густотой, переливаясь всеми оттенками нефтяной радуги. Пахло здесь не просто нечистотами; пахло древними специями, забытыми обещаниями и мокрой собачьей шерстью. Стэнли спрыгнул на скользкий карниз. Его чужие резиновые сапоги чавкнули, приветствуя местную флору. Телефон в кармане пискнул, сообщая, что уровень паранормальной активности в этом секторе превышает норму на 666%. Где-то в глубине туннеля, во тьме, раздался звук, похожий на отрыжку гигантской жабы, которая только что проглотила боулинг-шар. Он отцепил утку. Она дрожала в его руках, как желе, и, кажется, начала слегка светиться в ответ на окружающую эктоплазму. Теперь нужно было решить, как именно использовать этот кулинарный шедевр некромантии, чтобы не стать закуской самому.

Стэнли размотал веревку, чувствуя себя героем самой бюджетной экранизации Хемингуэя в истории. Утка, привязанная за шею, шлепнулась в маслянистую жижу с грацией кирпича, обернутого в мокрое полотенце. Звук был такой, словно великан смачно высморкался в бассейн. Секунды тянулись, как сыр на дешевой пицце. Затем леска — то есть бельевая веревка, украденная с балкона, — натянулась так резко, что Стэнли чуть не сделал сальто в неизвестность. Внизу, в токсичном бульоне, что-то зарычало. Это был не звук животного; так мог бы звучать блендер, перемалывающий кости грешников, если бы у блендера была депрессия и похмелье. — Клюет! — взвизгнул Стэн, упираясь чужими резиновыми сапогами в скользкий карниз. Он потянул. Бездна потянула в ответ. Это было похоже на перетягивание каната с бульдозером, только бульдозер был сделан из злобы и глутамата натрия. С громким «ЧПОК», достойным открытия шампанского на похоронах, из воды вылетел сгусток. Это было нечто среднее между медузой-мутантом и ожившим плевком. Существо вцепилось в утку, пожирая её с энтузиазмом, который обычно можно встретить только на распродажах в «Черную пятницу». Стэнли, действуя на чистых рефлексах и панике, сорвал с пояса пустую коробку из-под лапши (найденную в том же мусорном баке — удача любит идиотов) и захлопнул её поверх визжащей эктоплазмы. Утка канула в Лету, но трофей был пойман. — Есть! — выдохнул он, вытирая со лба слизь, пахнущую как носки Сатаны после марафона. — Бентли, я поймал эту дрянь! — Поздравляю, сэр, — голос дворецкого в наушнике звучал тревожно, как скрипка в фильме ужасов. — Однако, судя по сейсмографу, вы только что позвонили в обеденный колокольчик. И вы — главное блюдо. Туннель задрожал. Вода в канале вспучилась, поднимаясь горбом. Из глубины, разрывая тишину коллектора, поднялись щупальца толщиной с фонарный столб, покрытые присосками, которые пульсировали в ритме очень плохого техно. Гигантский Кальмар-Мутант (или Ктулху-младший, Стэн не был силен в биологии монстров) явно был расстроен тем, что у него украли завтрак.

Лестница выглядела так, словно её выковал пьяный кузнец во времена Великой депрессии, а затем забыл в солевом растворе на полвека. Но Стэнли, мотивированный перспективой стать частью пищеварительного тракта хтонического чудовища, взлетел по ней с грацией, которой позавидовала бы белка под амфетаминами. Внизу раздался звук, напоминающий удар мокрого матраса об асфальт — это щупальце толщиной с баобаб врезалось в то место, где секунду назад была задница Стэна. Металл заскрежетал, вибрация прошла через подошвы чужих сапог прямо в зубы, но Стэнли уже выбивал головой чугунный люк, игнорируя правила техники безопасности и здравый смысл. Он вывалился на мокрую брусчатку переулка, тяжело дыша и прижимая к груди коробку с лапшой, в которой бился злобный дух. Стэнли был покрыт субстанцией, которую санитарные врачи классифицировали бы как биологическое оружие, а модные критики — как «смелый текстурный эксперимент». Рядом бесшумно притормозил «Роллс-Ройс». Стекло плавно опустилось, и Бентли, сияющий чистотой, как совесть новорожденного, окинул хозяина взглядом, полным профессиональной скорби. — Блестяще, сэр, — произнес демон, протягивая через окно пластиковый пакет для сиденья. — Вы выглядите как человек, который проиграл борьбу в грязи, но выиграл приз за самый креативный запах. Судя по тому, что коробка в ваших руках светится и матерится на древнешумерском, рыбалка удалась? Телефон Стэна звякнул, оповещая о зачислении средств. Сумма была жалкой — $450. Этого хватило бы на пару хороших ужинов или на 0.000006% его долга перед Адом. В ту же секунду пришло второе уведомление: «Списание процентов по кредиту: -$450. Спасибо, что пользуетесь услугами Вечного Банка». Стэнли сполз по стене, оставляя на кирпичах жирный след. — Я только что чуть не стал завтраком для Ктулху ради того, чтобы выйти в ноль, Бентли. Это и есть взрослая жизнь? — О нет, сэр, — улыбнулся дворецкий, открывая дверь. — Во взрослой жизни вас бы еще заставили заполнить налоговую декларацию на этого кальмара. А теперь прошу в машину. У нас есть пятнадцать минут до того, как этот запах станет частью вашей ДНК.

Стэнли размазал по экрану смартфона полосу слизи, напоминающую след улитки-бюрократа, запустил приложение и дрожащим пальцем ткнул в раздел «Особо опасные контракты (Смертность 90%+)». Приложение «Purgatory Prime» на секунду зависло, обдумывая, стоит ли вообще показывать такие ужасы человеку, чей запах сейчас мог бы убить небольшую популяцию канареек, а затем выплюнуло список. Большинство контрактов предлагали верную смерть за деньги, которых хватило бы разве что на похороны эконом-класса. «Дойка Василиска (своя тара)», «Массаж простаты Огру-людоеду» и «Сбор налогов в женском общежитии суккубов» были отвергнуты сразу. И тут его взгляд зацепился за мигающий череп. «КОД КРАСНЫЙ: Банши-Сопрано в караоке-баре „Ржавая Глотка“. Уровень угрозы: Ушное кровотечение, разрыв аорты, плохой вкус. Текущий статус: Поет третий час подряд. Награда: $12,000 + содержимое кассы. Штраф за отказ после принятия: Вечная икота». — Беру! — выдохнул Стэн, нажимая «Принять» быстрее, чем здравый смысл успел подать апелляцию. — Двенадцать штук, Бентли! Это почти покроет проценты за прошлую среду! — Очаровательно, сэр, — отозвался демон, глядя в зеркало заднего вида с выражением, которое можно было бы описать как «вежливое отвращение». — Однако, смею заметить, что банши — существа с тонкой душевной организацией. Если вы войдете туда, благоухая как любовное гнездышко двух разложившихся кальмаров, она может убить вас не криком, а просто из эстетических соображений. Стэнли посмотрел на свои брюки, пропитанные канализационным жиром. Он пах так, словно сама концепция гигиены совершила в его честь харакири. — У нас есть пятнадцать минут до того, как заказ аннулируется, — Стэн начал лихорадочно рыться в бардачке. — Мне нужен дезодорант, святая вода и, возможно, промышленный растворитель. — В подлокотнике есть флакон «Шанель №666» и пачка влажных салфеток, освященных Папой Римским... правда, по ошибке, — подсказал Бентли, плавно встраиваясь в поток машин. — И я бы настоятельно рекомендовал заткнуть уши. Последний охотник, который пытался перекричать эту даму, теперь работает ковриком в прихожей Аида.

Стэнли скрутил влажные салфетки в тугие жгуты и с обреченностью сапера, перерезающего красный провод, ввинтил их в ушные раковины. Эффект был мгновенным и бодрящим: смесь освященного спирта и лимонной отдушки начала экзорцизм его слуховых проходов. Казалось, будто в каждом ухе поселился маленький, но очень набожный шершень, решивший построить там собор. — А-а-а, святые угодники! — беззвучно прошептал Стэн, чьи глаза теперь слезились не только от вони собственного плаща. Мир вокруг стал глухим и ватным, словно кто-то накрыл реальность толстым пуховым одеялом. Стэнли помахал Бентли, который ответил жестом, означающим либо «Удачи», либо «Я уже ищу вакансии у другого хозяина», и двинулся к черному ходу бара «Ржавая Глотка». Стелс-режим Стэнли Гриса традиционно напоминал попытку слона станцевать «Лебединое озеро» в посудной лавке. Его плащ из кожзама скрипел с каждым шагом, издавая звуки, похожие на брачные крики резиновых уточек. Подойдя к ржавой двери, он налег на ручку. Дверь, явно не смазываемая со времен Сухого закона, поддалась не сразу, а затем распахнулась с инерцией катапульты. Стэнли влетел внутрь, споткнулся о порог и с грацией мешка с картошкой рухнул на стеллаж с грязной посудой. Грохот падающих противней и кастрюль был таким, что его почувствовали бы даже сейсмологи в Токио. Сквозь вату в ушах пробился звон, похожий на падение рыцаря с лестницы. Он лежал в луже прокисшего пива и окурков. Когда он поднял голову, поправляя съехавшие очки, то обнаружил, что находится на кухне. И он не один. Три зомби-повара в засаленных фартуках замерли над чаном с чем-то булькающим. У одного из них в руке был тесак, у другого — оторванная человеческая кисть, которую он, видимо, использовал вместо половника. Они смотрели на Стэна с выражением, в котором читалось полное отсутствие мозга, но явное присутствие гастрономического интереса. Из-за двойных дверей впереди доносились приглушенные басы и вибрация, от которой дрожали половники на стенах. Банши брала высокую ноту.

Стэнли швырнул коробку с эктоплазмой в ближайшего зомби с криком, который должен был звучать героически, но из-за лимонных затычек в ушах вышел похожим на блеяние простуженной овцы. Картон раскрылся в полете, и разъяренный дух, похожий на помесь осьминога и сопли, вырвался на свободу. Эктоплазма взорвалась неоновым фейерверком. Зомби-шеф, которому призрак угодил прямо в лицо, выронил тесак и начал бороться с нематериальным кальмаром, который пытался залезть ему в ноздри — зрелище, достойное финала японского хоррора категории «Б». Воспользовавшись суматохой, Стэнли рванул к дверям зала. Или попытался рвануть. Пол, покрытый смесью векового жира и свежей эктоплазмы, превратился в каток для самоубийц. Ноги Стэна разъехались в шпагате, о существовании которого его паховые связки даже не подозревали, и он, набирая скорость торпеды, проскользил через распашные двери прямо в эпицентр музыкального ада. Зал «Ржавой Глотки» напоминал картину Босха, если бы тот перебрал с абсентом и решил нарисовать корпоратив в аду. Посетители — байкеры, демоны низшего звена и пара заблудившихся туристов — лежали на столах или корчились на полу, зажимая уши, из которых текли тонкие ручейки крови. Стаканы лопались в замедленной съемке, разбрызгивая осколки и дешевое виски. На сцене, в луче прожектора, стояла Она. Банши оказалась женщиной необъятных размеров в платье с леопардовым принтом, которое трещало по швам, пытаясь сдержать её харизму. Она держала микрофон так, словно собиралась его съесть, и, судя по вибрации, от которой у Стэна дрожали пломбы, брала ту самую ноту из песни Уитни Хьюстон, которая обычно заставляет собак выть, а хрустальные люстры — совершать суицид. Благодаря лимонным затычкам в ушах, Стэнли слышал этот смертоносный вокал как далекое гудение неисправного холодильника. Но боль от лимонного сока была такой, словно в его голове маленькие черти жарили шашлык. Его скольжение закончилось ударом о первый ряд столиков. Он сбил ведерко со льдом и замер прямо у ног певицы, глядя снизу вверх на её подрагивающий от вибрации второй подбородок. Банши открыла глаза, налитые тьмой, и, не прерывая ноты, посмотрела на него как на таракана, прервавшего её триумф. Воздух вокруг неё сгустился, готовясь к крещендо, способному превратить мозг Стэна в смузи.

Стэнли выбросил руку вперед в отчаянном рывке, достойном финала чемпионата по борьбе с бытовой техникой, и сомкнул пальцы на толстом черном кабеле. Он дернул. Розетка, державшаяся в стене на честном слове и слое вековой жирной пыли, вылетела вместе с куском штукатурки. Эффект был мгновенным и великолепным. Караоке-машина, лишенная живительного электричества, издала звук умирающего кита, проглотившего баян. Магический усилитель, не рассчитанный на столь грубое обращение, выплюнул сноп искр, похожий на маленькую сверхновую звезду. Банши, которая в этот момент выводила ноту, способную разжижать почки на расстоянии десяти метров, внезапно осеклась. Без микрофона её голос превратился из орудия массового поражения в писк придавленной мыши. Магический «откат» ударил её с силой товарного поезда: её глаза расширились до размеров блюдец, леопардовое платье надулось, как парус в шторм, и с громким, влажным «ЧПОК» она лопнула, осыпав первые ряды пеплом и дешевыми блестками. В зале повисла тишина, если не считать звона в ушах Стэна и шипения дымящейся аппаратуры. Посетители, только что корчившиеся в агонии, начали медленно поднимать головы, моргая, как совы на дискотеке. — Технический нокаут, сэр! — голос Бентли прорвался сквозь вату в ушах Стэна, звуча подозрительно бодро. — Приложение подтвердило ликвидацию. Средства зачислены. Кстати, рекомендую проверить кассу, пока публика не осознала, что их спаситель пахнет как содержимое желудка кашалота. Стэнли вытащил из ушей пропитанные лимоном салфетки, морщась от вернувшегося слуха. Он стоял посреди сцены, покрытый блестками и эктоплазмой, возвышаясь над дымящимися останками вечера, как очень странный, дурно пахнущий феникс. Телефон звякнул: «БАЛАНС ОБНОВЛЕН: +$12,450. Долг перед Адом: $6,647,550. Вы получили достижение: "Диджей Смерть"».

Пока публика приходила в себя, напоминая стадо контуженных тюленей, Стэнли перемахнул через барную стойку. Движение вышло почти ловким, если не считать того, что он сбил бедром банку с маринованными глазами. Зомби-бармен всё еще пытался понять, почему музыка стихла, и безуспешно тыкал пальцем в воздух, перезагружая свою единственную извилину. Стэнли ударил по кнопке «No Sale». Кассовый аппарат, старый, как грех, и такой же тяжелый, звякнул и выплюнул лоток. Внутри лежала пачка купюр, пропитанных запахом дешевого бурбона и отчаяния. Стэн сгреб их с эффективностью пылесоса, работающего на жадности. — Это на чай, — буркнул он ошарашенному зомби, запихивая деньги в карманы плаща, где они тут же прилипли к подкладке. — И за моральный ущерб. И за химчистку. Кто-то в зале начал медленно хлопать. Затем еще один. Через секунду толпа демонов и байкеров устроила ему овацию, решив, что ограбление бара — это часть перформанса. Стэнли поклонился, чуть не потеряв очки, и пулей вылетел через служебный вход. Бентли уже ждал. Задняя дверь «Роллс-Ройса» была распахнута, маня уютом и стерильностью. Стэнли рухнул на сиденье, предварительно застеленное полиэтиленом, и выдохнул. — Улов составил восемьсот сорок долларов и жетон на бесплатную мойку мотоцикла, — доложил он, вытирая лицо влажной салфеткой. — Мы богаты, Бентли. Ну, или по крайней мере, можем купить мне новые штаны. Демон плавно тронул машину с места, оставляя позади клуб, из которого снова начинали доноситься вопли — на этот раз возмущенные. — Весьма предусмотрительно, сэр. Особенно учитывая, что наш следующий пункт назначения требует определенного дресс-кода. Мы едем в лофт «Кровавый Лотос». Клиенты — коммуна вампиров-веганов. Они утверждают, что на них готовится налет со стороны ортодоксальной фракции «Клыки Старой Школы». Стэнли застонал, откидывая голову назад: — Вампиры-веганы? Они что, кусают только тех, кто ел тофу? — Они пьют синтетическую кровь на основе свеклы и сои, сэр. И они платят вперед. Но есть нюанс: они ненавидят насилие, запах смерти и, судя по всему, вас в вашем текущем состоянии.

Автоматические двери круглосуточного супермаркета «OrganiMart» разъехались с неохотой, словно ноздри, почуявшие неладное. Стэнли шагнул внутрь, оставляя за собой мокрый след, который биологи наверняка захотели бы изучить, а священники — предать анафеме. Подросток за кассой, чье лицо было усеяно прыщами в созвездии Кассиопеи, даже не оторвался от телефона, пока волна аромата «Eau de Sewer» не ударила его по обонятельным луковицам с силой кузнечного молота. — Чувак, — только и смог выдавить он, глядя на Стэна сквозь слезящиеся глаза. — Ты пахнешь как... как если бы йети сдох в куче навоза, а потом воскрес и снова сдох. Стэнли молча положил на прилавок хрустящую стодолларовую купюру. Сверху легла вторая. — Мне нужен доступ к служебному душу, весь запас влажных салфеток с ароматом лаванды и одежда, в которой меня не примут за бездомного пророка Апокалипсиса. Двадцать минут спустя Стэнли вышел из магазина, чувствуя себя человеком, который заново родился, хотя процесс родов был связан с жесткой мочалкой и бутылкой геля для душа «Арктический Вихрь». Теперь на нем были узкие джинсы цвета «испуганный баклажан», футболка с ироничной надписью «Глютен — мой враг» и винтажный пиджак, который, вероятно, принадлежал фокуснику-неудачнику из 80-х. Он пах не канализацией, а агрессивной мятой и надеждой. Бентли, ожидавший у машины, приподнял бровь, оценивая метаморфозу. — Впечатляет, сэр. Вы выглядите как типичный стартапер, который только что прогорел, но сохранил лицо. Вампиры-веганы примут вас за своего вожака. Они тронулись, и вскоре «Роллс-Ройс» мягко затормозил у переделанного складского здания в районе Догпатч. Лофт «Кровавый Лотос» выглядел так, будто кирпичная стена решила заняться йогой: много стекла, открытого пространства и пафоса. У входа не было охраны, зато стояла миска с водой для собак и табличка «Зона, свободная от негативных вибраций». Стэнли поправил очки, чувствуя, как арбалет под пиджаком упирается в ребро. — Ну что, Бентли. Пойдем объясним кровососам, что пацифизм работает до первого осинового кола? — После вас, сэр. И помните: если они предложат вам смузи, уточните группу крови донора. Свекла нынче коварна.

Стэнли нажал кнопку домофона и представился: «Консультант по ауре». Электронный замок щелкнул с энтузиазмом подростка, расстегивающего лифчик, и тяжелая индустриальная дверь отъехала в сторону. Стэнли поправил лацканы своего винтажного пиджака, который всё ещё пах магазином и чужими амбициями, и шагнул в святая святых веганского вампиризма. Лофт выглядел так, словно магазин Apple переспал с ашрамом, и их ребенок вырос дизайнером интерьеров с обсессивно-компульсивным расстройством. Всё было белым, хромированным и пугающе чистым. Посреди огромного зала, на ковриках для йоги из переработанного пластика, сидела группа существ, настолько бледных, что они казались ходячими рекомендациями крема от загара с SPF 5000. Навстречу им поднялся высокий вампир с пучком на голове и бородой, ухоженной лучше, чем карьера большинства политиков. В руках он держал бокал с густой бурой жижей, которая пахла свеклой и тоской. — Намасте, — произнес он голосом, в котором слышался звон тибетских чаш и легкий акцент уроженца Портленда. — Я чувствую, как ваша аура вибрирует. Она... цвета жженой умбры с вкраплениями панической атаки. Вы пришли гармонизировать наше пространство перед визитом Непросветленных? — Если под «Непросветленными» вы имеете в виду стаю упырей с монтировками, которые хотят сделать из вас конфетти, то да, — Стэнли прошел в центр комнаты, стараясь не наступить на разбросанные кристаллы кварца. — Я Стэн. Это Бентли, мой... астральный ассистент по вопросам тяжелых тупых предметов. Бентли учтиво поклонился, ставя на пол сумку с осиновыми кольями, которые глухо стукнули, нарушив дзен. — Очаровательно, — прошептал демон на ухо Стэну. — Они не пьют кровь, сэр, но, судя по запаху, они сосут радость из окружающего мира в промышленных масштабах. Тот парень в углу смотрит на мою шею так, будто это сельдерей. — Мы предпочитаем ненасильственное сопротивление, — заявил лидер, которого, как выяснилось, звали Калеб (естественно). — Мы надеялись, что вы сможете создать энергетический щит из позитивных вибраций. Стэнли посмотрел на огромные панорамные окна, через которые любой снайпер мог бы устроить здесь тир, и вздохнул. Ему предстояло защищать стадо бессмертных хипстеров, вооруженных только смузи и самодовольством, от банды головорезов, которые считали вилку оружием дальнего боя.

Стэнли закончил последние приготовления с той же мрачной решимостью, с какой сантехник подходит к засору в женском общежитии. Он вылил три литра «Слез Магдалины» в промышленные увлажнители воздуха, рассчитанные на поддержание влажности в оранжерее с орхидеями, и забил вентиляционные шахты чесночной пастой так плотно, что даже Дракула на диете учуял бы это из Трансильвании. — Это не просто ловушка, — пробормотал он, перерезая красный провод на панели климат-контроля. — Это гастрономический экзорцизм. Ровно через минуту лифт звякнул, возвещая о прибытии гостей. Двери разъехались, и в лофт ворвалась дюжина вампиров в коже, цепях и с выражениями лиц, обещающими насилие в особо извращенной форме. Их лидер, здоровяк с ирокезом, открыл рот для пафосной речи, но успел сказать только: «Приготовьтесь к...», прежде чем Стэнли нажал кнопку пуска. Эффект был похож на взрыв на фабрике по производству святых солений. Увлажнители взревели, выплевывая в воздух облака освященного пара, насыщенного аллицином. В сочетании с дизайнерским освещением лофта это выглядело как дискотека в аду. Вампиры «Старой Школы» не просто загорелись; они начали таять, как дешевые восковые фигуры, забытые на приборной панели в июле. Их кожа пузырилась, шипела и стекала на пол, превращаясь в лужицы зловонной жижи. Вопли ужаса смешались с шипением плоти и деликатным кашлем веганов, которые в ужасе наблюдали, как их идеологические противники превращаются в компост. Спустя три минуты всё было кончено. От налетчиков остались только кучки пепла, дымящиеся кожаные куртки и запах, способный убить слона на расстоянии мили. — О, боги! — простонал Калеб, прижимая к носу шарф из органического хлопка. — Вы нарушили их кармический цикл! И этот запах... это насилие над обонянием! Как мы теперь будем медитировать? Бентли, стоявший посреди хаоса с невозмутимостью английского дворецкого, брезгливо пнул носком ботинка дымящийся череп. — Полагаю, сэр, вопрос с безопасностью решен. Хотя, должен заметить, этот метод несколько... неаккуратен. Напоминает, как если бы Ван Хельсинг решил заняться кулинарией под воздействием ЛСД.

Стэнли погрузил руки в теплую, жирную кучу пепла с энтузиазмом енота, обнаружившего, что мусорный бак за пиццерией забыли запереть. Ощущения были специфические: словно копаешься в содержимом гигантской пепельницы, в которую кто-то высморкался эктоплазмой. Но результат того стоил. — Бентли, держи мешок шире! — скомандовал он, выуживая массивный золотой перстень с рубином размером с глаз голубя-мутанта. — Похоже, наши «старошкольные» друзья компенсировали отсутствие души переизбытком ювелирки. В мешок для мусора, который демон держал с выражением вежливой брезгливости, полетели тяжелые золотые цепи, антикварные часы, чьи стрелки, казалось, шли назад, и платиновая вставная челюсть с клыками, инкрустированными бриллиантами. Это был джекпот. Критический успех мародерства. — О, божественная Мать-Земля... — Калеб сполз по стене, закрывая лицо руками. Его аура, если верить его же теории, сейчас напоминала цвет несвежего баклажана. — Вы... вы грабите мертвых? Это же... это же материализм в его худшем проявлении! — Это утилизация, — поправил Стэн, вытирая о штанину какой-то особенно липкий артефакт, похожий на мумифицированный палец. — К тому же, им это больше не нужно. В аду дресс-код строгий: только сера и страдания. Последней находкой стала тяжелая черная сфера, холодная на ощупь, несмотря на жар недавней битвы. Она вибрировала, как телефон на беззвучном режиме, и пахла озоном. Стэн сунул её во внутренний карман — разберется позже. — Мы переведем остаток оплаты на ваш счет, — простонал лидер веганов, не открывая глаз. — Только уходите. Пожалуйста. Вы токсичнее, чем глютен. — Всегда рады помочь с фэншуем, — Стэнли похлопал себя по оттопыренным карманам, которые приятно оттягивали пиджак. — Бентли, заводи машину. У нас полный багажник побрякушек и зверский аппетит.

Добравшись до Чайнатауна, Стэнли отыскал нужную лавку в лабиринте переулков, пропитанных запахами специй и жареной утки. Он толкнул дверь, и звякнувший колокольчик возвестил о его приходе. Мадам Чжу выглядела так, словно её вырезали из корня имбиря, забытого в ящике стола во времена династии Цин, а затем оживили с помощью чистого сарказма и никотина. Она сидела за прилавком, заваленным вещами, которые, вероятно, были прокляты ещё до того, как Колумб научился завязывать шнурки. — Вампирское золото, — проскрипела она, тыкая длинным, похожим на коготь дракона ногтем в платиновую челюсть. — Грязное. Фоновая радиация зла. Снижает либидо и приём Wi-Fi. Я дам тебе тридцать тысяч. И ни центом больше. Стэнли хотел было возмутиться — одни только бриллианты в клыках стоили больше, чем его жизнь по оценке страховой компании, — но Бентли деликатно наступил ему на ногу. — Соглашайтесь, сэр, — шепнул демон. — Она ведьма из Триады «Черный Лотос». В прошлый раз, когда кто-то с ней торговался, он проснулся в теле мопса. — По рукам, — выдохнул Стэн, чувствуя, как жадность борется с инстинктом самосохранения. Мадам Чжу кивнула и пододвинула к нему чашку с дымящейся жидкостью цвета болотной жижи. — Пей. Традиция. Чай «Слеза Дракона». Скрепляет сделку. Стэнли сделал глоток. Вкус напоминал горячий отвар из старых библиотечных книг, плесени и носков марафонца. Его глаза полезли на лоб, пытаясь сбежать от вкусовых рецепторов, но он мужественно проглотил. Чжу смахнула золото в ящик стола и выложила перед ним пачки наличных, пахнущих нафталином. Затем её взгляд упал на черную сферу, которую Стэнли выложил последней. Её лицо, и без того похожее на печеное яблоко, сморщилось ещё сильнее. Она отпрянула, опрокинув банку с сушеными морскими коньками. — Убери это! — зашипела она, переходя на кантонский диалект, звучащий как скрежет металла. — «Сердце Пустоты»! Не возьму! Даже если доплатишь! Это магнит для демонов высшего порядка! Оно зовёт их, как открытая банка тунца зовёт голодных котов! Она схватила метлу и начала тыкать ею в сторону Стэна, словно выгоняла нашкодившего енота. — Вон! С деньгами, но с этой штукой! И не возвращайся, пока не избавишься от неё, или пока не умрешь! Хотя нет, если умрешь — тем более не приходи! Стэнли вылетел на улицу, прижимая к груди пачки денег и вибрирующую сферу. Чай бурлил в животе, обещая веселую ночь, а «Сердце Пустоты» в кармане, казалось, становилось теплее.

— Бентли, — начал Стэнли, перекладывая вибрирующую сферу из руки в руку, словно горячую картофелину, отлитую из чистой ненависти. — Что, черт возьми, такое это «Сердце Пустоты»? Почему эта штука гудит, как трансформаторная будка перед взрывом, и почему старуха смотрела на неё так, будто это нелегальное порно с участием её предков? Демон-дворецкий деликатно принял сферу двумя пальцами, словно поднимал использованный подгузник радиационного мутанта, и поднес её к свету уличного фонаря. — О, сэр. Мадам Чжу — женщина старой закалки. Она видит в этом «Сердце Пустоты» — артефакт, способный схлопнуть реальность в точку размером с горошину. Я же вижу в этом фантастическую возможность для малого бизнеса. Бентли вернул сферу Стэну, вытирая пальцы шелковым платком. — Это, сэр, по сути, межпространственный мегафон, который орет: «БЕСПЛАТНОЕ ПИВО И ДУШИ!» на частоте, слышимой только высшим демонам и налоговым инспекторам Ада. Для слабых духом это проклятие. Для нас с вами — это элитная наживка. Мы можем использовать её, чтобы выудить из Бездны кого-то по-настоящему жирного. Кого-то, чья ликвидация покроет существенную часть вашего долга, а не просто оплатит химчистку. В этот момент чай «Слеза Дракона» решил, что пора оправдывать своё название. В животе Стэна раздался звук, похожий на то, как если бы симфонический оркестр уронил все инструменты в лестничный пролет. Мир вокруг внезапно обрел резкость HD-телевизора с выкрученной на максимум контрастностью. Китайские фонарики превратились в пылающие черепа, а уличный кот, доедающий рыбью голову, посмотрел на Стэна с осуждением и голосом его школьного учителя математики произнес: «Ты всё ещё не нашел икс, Стэнли». — О боже, — простонал Стэн, хватаясь за живот. — Кажется, я вижу четвертое измерение. И оно пахнет старыми книгами и канализацией. — Это «Прозрение», сэр, побочный эффект дешевого просветления, — невозмутимо прокомментировал Бентли. — Пока ваши чакры прочищаются с обоих концов, рекомендую принять решение. Сфера нагревается. Скоро на этот сигнал сбегутся все: от мелких бесов-форточников до Герцогов Алчности. Мы можем спрятаться, можем продать её безумцу, или... мы можем устроить охоту на кита.

— Бентли, организуй засаду. Мы будем ловить «Кита», — решительно заявил Стэн, поворачиваясь к дворецкому. — Охота на кита, — повторил он, смакуя мысль. Слова вылетели изо рта в виде маленьких фиолетовых пузырей, которые лопнули с запахом жженого сахара. — Звучит как план. Или как название порнофильма для морских биологов. — Превосходно, сэр, — Бентли плавно тронул с места «Роллс-Ройс», и машина взмыла в поток трафика, который для Стэна сейчас выглядел как река лавы, по которой плыли светящиеся гробы. — Для призыва сущности класса «Кит» нам потребуется высота и архитектурная безвкусица. Я предлагаю пирамиду «Трансамерика». Это здание буквально создано, чтобы протыкать ткань реальности. Поездка прошла в размытом пятне неона и экзистенциального ужаса. Светофоры подмигивали Стэну тремя глазами, шепча секреты его школьных неудач, а рычаг переключения передач приобрел подозрительно анатомическую форму и текстуру. Чай «Слеза Дракона» работал на полную катушку, превращая Сан-Франциско в картину Сальвадора Дали, нарисованную на грязном стекле душевой кабинки. Они проникли в здание через служебный вход (Бентли просто вежливо попросил замок открыться, и тот, смутившись, повиновался) и поднялись на скоростном лифте. Стэну казалось, что его желудок остался на первом этаже и сейчас пишет жалобу в профсоюз внутренних органов. Шпиль небоскреба встретил их воем ветра и панорамой города, распластанного внизу, как светящаяся микросхема. «Сердце Пустоты» в руках Стэна вибрировало так сильно, что у него начали стучать зубы. Сфера раскалилась, и сквозь черный металл проступали красные трещины, словно вены разъяренного бога. — Пора, сэр, — голос дворецкого прозвучал сквозь шум ветра как приговор. — Поставьте приманку в центр. Как только вы отпустите её, она начнет кричать на частоте, от которой у ангелов случается мигрень. Первый, кто явится на зов, будет либо очень голоден, либо очень богат. Надеюсь, и то и другое. Стэн шагнул к краю площадки. Пол под ногами казался сделанным из желе, а туман вокруг формировался в силуэты гигантских кроликов с бензопилами.

Стэнли поспешно положил раскаленную сферу в центр площадки и с визгом, недостойным мужчины его возраста, нырнул за спину Бентли. Он вцепился в фалды пиджака дворецкого, используя демона как элитный, пахнущий сандалом живой щит. — Только без глупостей! — пискнул Стэн в поясницу своему слуге. «Сердце Пустоты», почувствовав близость родственной инфернальной сущности Бентли, срезонировало. Вместо взрыва раздался звук, похожий на то, как если бы Вселенная рыгнула после слишком жирного обеда. Пространство над шпилем вывернулось наизнанку, обнажая свои неприличные места, и из разлома, сияющего цветом прокисшего неона, вывалилось Нечто. Благодаря чаю «Слеза Дракона», Стэнли увидел не ужасающего Архигерцога Алчности, а гигантского, светящегося фиолетовым светом морского котика в костюме-тройке от Armani. Котик держал в ластах портфель, набитый горящими душами, и пах так, словно кто-то поджег монетный двор. — КТО ПОСМЕЛ ПРЕРВАТЬ МОЙ КВАРТАЛЬНЫЙ ОТЧЕТ?! — взревело существо голосом, от которого у Стэна завибрировали пломбы, а облака вокруг свернулись в знак доллара. — Блестяще, сэр, — невозмутимо прокомментировал Бентли, стряхивая с плеча астральную пыль. — Вы выудили Маммона Младшего, Вице-президента по агрессивным поглощениям. И благодаря вашему... кхм... тактическому расположению за моей спиной, мы находимся в его слепой зоне, а он — в центре ловушки. Демон-котик (или кем он там был на самом деле) попытался сделать шаг, но гравитация шпиля, искаженная сферой, приклеила его к крыше. Он был богат, зол и временно обездвижен. — Ты! — палец существа, унизанный перстнями с черепами, уставился на Бентли. — Ты — предатель рода! А это что за плесень у тебя за спиной? Стэнли выглянул из-за плеча дворецкого. В его глазах демон пульсировал, превращаясь то в кучу золота, то в гигантский чизбургер. — Я не плесень! — обиженно крикнул он. — Я — ваш кризис-менеджер!

Стэнли шагнул из-за спины Бентли с уверенностью человека, который только что понял смысл жизни, и он оказался удивительно похож на инструкцию к микроволновке. Благодаря чаю «Слеза Дракона», он видел не просто демона, а гигантский, пульсирующий график падения акций, который нужно было срочно стабилизировать. — Я — Аудитор Преисподней, отдел «Внеплановые Проверки и Ректальное Зондирование»! — заорал Стэн, тыча пальцем в морду Маммона Младшего. Его голос звучал как скрежет пенопласта по стеклу, усиленный мегафоном. — Мы знаем о твоих офшорах в Лимбе! Мы знаем, что ты списываешь души грешников как «представительские расходы»! Ты нарушил параграф 666-Дробь-Е: «Сокрытие доходов от Верховного Зла»! Маммон, который до этого выглядел как олицетворение космической жадности, внезапно сжался. В Аду, как выяснилось, боятся не святой воды и не крестов. В Аду до колик в животе, до дрожи в хвосте боятся налоговой инспекции. — Нет! — взвизгнул демон, роняя портфель с душами. — Это ошибка! Я просто оптимизировал налогооблагаемую базу! Я всё возмещу! Только не пишите отчет Люциферу! У него ужасный почерк, и он заставляет глотать чернила! Существо начало лихорадочно рыться в складках своего дорогого костюма (который для Стэна выглядел как шкура леопарда, сшитая из стодолларовых купюр). Маммон выхватил черную карту, от которой исходил холод абсолютного нуля, и швырнул её к ногам Стэна. — Здесь хватит, чтобы купить небольшую страну или оплатить подписку на Netflix на вечность! — провыл он. — А теперь отпустите меня! У меня совещание с четырьмя всадниками Апокалипсиса по поводу ребрендинга! Бентли деликатно пнул «Сердце Пустоты», нарушая круг призыва. Реальность с хлопком, похожим на звук лопнувшей резинки от трусов, вернулась на место. Демон исчез, оставив после себя запах серы и дорогого одеколона. Телефон Стэна взорвался трелью уведомлений. Приложение «Purgatory Prime» сошло с ума: «ТРАНЗАКЦИЯ ПОДТВЕРЖДЕНА. СУММА: $50,000,000. ВАШ ДОЛГ ПОГАШЕН. ТЕКУЩИЙ БАЛАНС: $43,382,450. Статус повышен до: „VIP-клиент (Пожалуйста, не убивайте нас)“». Стэнли поднял карту. Она была тяжелой, как грехи его бывшей, и черной, как его утренний кофе. — Бентли, — прошептал он, чувствуя, как адреналин уходит, уступая место желанию съесть пиццу размером с колесо грузовика. — Мы только что ограбили демона с помощью бюрократии?

Спуск с вершины пирамиды «Трансамерика» прошел в блаженном тумане, который пах не серой, а жареным тестом и победой. Чай «Слеза Дракона» наконец отпустил зрительный нерв Стэна, оставив после себя лишь легкое ощущение, что асфальт под ногами состоит из застывшего пудинга, а уличные фонари осуждающе качают головами. «Роллс-Ройс» мягко подкатил к «Пончику Судьбы» — заведению, которое выглядело так, словно пережило ядерную войну, нашествие зомби и визит санэпидемстанции, сохранив при этом свое главное достоинство: оно было открыто. Стэнли вывалился из машины, сжимая черную карту Маммона так, словно это был пропуск в рай, где ангелы носят передники и жарят во фритюре облака. — Бентли, — прохрипел он, толкая липкую дверь. — Я хочу всё. Я хочу каждый пончик, который у них есть. Я хочу, чтобы мой гликемический индекс можно было увидеть с Луны. Внутри пахло вчерашним кофе и вечностью. За прилавком спала женщина по имени Мардж, чья прическа напоминала взрыв на макаронной фабрике. Стэнли ударил картой по стойке с энтузиазмом конкистадора, открывшего Эльдорадо. — Доброе утро, солнечный луч! — заорал он. — Мне нужно меню. Весь список. Включая те странные штуки с кокосом, которые никто не берет. И кофе. Ведро кофе. Мардж открыла один глаз, оценила костюм Стэна (винтажный шик с пятнами эктоплазмы) и карту, от которой шел легкий дымок. — Ты серьезно, сладкий? — проскрипела она. — У нас есть «Медвежий Коготь», который лежит тут с администрации Рейгана. — Я беру два! — Стэнли чувствовал себя всемогущим. Через двадцать минут его стол напоминал архитектурную модель древнего Рима, построенную из углеводов. Пончики с джемом, эклеры, «Берлинеры», глазированные кольца — это была армия сахара, и Стэнли был её генералом, готовым к самопожертвованию. Он откусил кусок от шоколадного пончика, и мир взорвался. Это было не просто вкусно. Это было так, словно сам Господь Бог поцеловал его в мозг, используя язык из взбитых сливок. Бентли сидел напротив, деликатно отщипывая кусочки от круассана пинцетом. — Сэр, — заметил демон, глядя, как Стэнли запихивает в рот сразу три пончика. — Смею напомнить, что теперь вы обладаете состоянием, позволяющим купить саму эту закусочную, снести её и построить на её месте памятник вашему аппетиту. У нас есть ресурсы. У нас есть время. И, судя по тому, как вы жуете, у нас скоро будет диабет второго типа. Стэнли глотнул кофе, который был чернее его души до искупления, и блаженно откинулся на спинку стула. Он выжил. Он был богат. И он был полон заварного крема. — Бентли, — пробормотал он с набитым ртом. — Мы теперь короли этого города. Но королям нужен замок. И, возможно, армия боевых енотов. Найди мне риелтора, который не боится привидений.

Стэн достал смартфон, открыл Zillow и вбил в поиск: «Особняк с привидениями и винным погребом». Алгоритм Zillow, визжа от восторга при виде кредитного лимита Стэна, выдал результат быстрее, чем буддист достигает нирваны на электрическом стуле. Это был не просто дом. Это был «Мрачный Пик» — викторианский особняк, который смотрел на остальной Сан-Франциско как вдовствующая герцогиня на стриптизера-любителя. Он был выкрашен в цвет, который в каталогах обычно называют «Бездна Отчаяния», и обладал архитектурными элементами, явно вдохновленными ночными кошмарами Лавкрафта. Двадцать минут спустя «Роллс-Ройс» замер у кованых ворот, украшенных горгульями, чьи морды выражали глубокую экзистенциальную тоску. На крыльце переминалась с ноги на ногу Дженис — риелтор с кожей цвета дорогого портфеля и улыбкой, натянутой туже, чем струна на скрипке Паганини. — Мистер... Грис? — она с опаской покосилась на Стэна, который вывалился из машины, оставляя за собой шлейф из сахарной пудры и запаха денег. — Я обязана предупредить вас согласно закону штата: в этом доме произошло семнадцать загадочных смертей, три случая спонтанного возгорания и один инцидент с ламой, который полиция до сих пор отказывается комментировать. Стэнли поправил винтажный пиджак, стряхивая крошку от пончика с лацкана. — Лама была жертвой или агрессором? — Свидетелем, — прошептала Дженис, нервно оглядываясь на окна третьего этажа, где занавески шевелились сами по себе, хотя ветра не было. — Цена снижена до двенадцати миллионов. Призраки входят в стоимость, как и проклятие, вызывающее желание слушать джаз в три часа ночи. Бентли, стоявший за левым плечом Стэна с зонтом, одобрительно хмыкнул: — Несущие стены пропитаны страданиями, сэр. Отличная звукоизоляция. А в подвале, судя по эманациям, находится либо винный погреб, либо портал в измерение, где правят разумные грибы. Стэнли посмотрел на дом. Дом посмотрел на него в ответ, и в этом взгляде читалось: «Я сожру твою душу, но сначала ты сделаешь ремонт». Это была любовь с первого взгляда.

— Беру не глядя! Ключи на бочку! — выкрикнул Стэнли, швыряя карту в Дженис. Дженис перехватила черную карту Маммона в полете с ловкостью, которая заставила бы позавидовать дрессированную кобру. Терминал в её руках пискнул, поперхнулся суммой с шестью нулями и выдал чек длиной с рулон туалетной бумаги. Она всучила Стэну связку ключей, тяжелую, как грехи средневекового папы римского, и попятилась к своей машине, не сводя глаз с горгулий на крыше. — Сделка закрыта! Возврата нет! Если стены начнут кровоточить, звоните сантехнику, а не мне! — провизжала она, прыгая в свой «Приус» и стартуя с пробуксовкой, достойной фильма «Форсаж: Риелторский дрифт». Стэнли остался стоять под моросящим дождем, сжимая в руке ключи от своей новой жизни. Он подошел к массивным дубовым дверям, которые выглядели так, словно их вырезали из обшивки Ноева ковчега, и вставил ключ в скважину. Замок щелкнул с глубоким, утробным звуком, похожим на хруст костей, и двери распахнулись сами собой, выпуская наружу запах старой пыли, воска и чьей-то давно умершей надежды. Внутри было темно и величественно. Фойе размером с небольшой собор встретило их тишиной, которую нарушал лишь скрип половиц, звучащий как стон ревматического кита. С потолка свисала люстра, покрытая паутиной такой плотности, что из неё можно было бы связать свитер для слона. Бентли сложил зонт и шагнул через порог, его каблуки цокнули по мрамору, вызывая эхо, которое метнулось вверх по парадной лестнице. — Добро пожаловать домой, сэр, — произнес демон, проводя пальцем в белой перчатке по перилам и брезгливо осматривая серый налет. — Интерьер выдержан в стиле «Поздний Рококо Депрессии». Полагаю, нам потребуется бригада уборщиков, специализирующихся на биологических и эктоплазменных загрязнениях. И, возможно, священник с огнеметом. Где-то в глубине дома что-то упало и разбилось. Затем раздался звук, подозрительно напоминающий смех маленькой девочки, пропущенный через дисторшн-педаль. Стэнли поправил очки, чувствуя, как сахарный приход от пончиков начинает сменяться легкой паранойей собственника. Он теперь Лорд этого поместья. И если кто-то здесь смеется, то только над его шутками.

— Если в этом доме есть привидения, то им придется подвинуться, потому что мне срочно нужно место для парковки моего стресса, — заявил Стэнли и, не дожидаясь ответа, зашагал к двери, ведущей в подвал. Лестница вниз скрипела так, словно каждая ступенька лично жаловалась на артрит, а темнота внизу была густой и липкой, как черничный кисель. Бентли, шелестя фалдами фрака, спустился следом, освещая путь карманным фонариком, который светил подозрительно ярким, «святым» светом. Погреб оказался размером с небольшую станцию метро, только вместо поездов здесь стояли пыльные ряды стеллажей. Воздух пах сыростью, благородной плесенью и тем специфическим ароматом, который бывает в комнатах, где кто-то умер от скуки в ожидании наследства. — Ого, — присвистнул Стэн, протирая очки краем пиджака. — Да тут запасов хватит, чтобы споить небольшую армию гусар-алкоголиков. Он потянулся к ближайшей полке и выудил бутылку, покрытую таким слоем пыли, что на ней можно было бы написать мемуары. Этикетка гласила: «Château de Despair, 1898. С нотками крови и ежевики». — Идеально, — пробормотал он, прижимая трофей к груди. В этот момент его левая нога, обутая в только что купленный винтажный ботинок из кожи молодого дермантина, наступила в лужу. Стэнли ожидал всплеска. Вместо этого раздался звук *«ЧВЯК»*, похожий на то, как голодный бегемот всасывает арбуз. Лужа оказалась не водой, а чернильно-черной дырой в текстуре пола, которая жадно обхватила его ступню. — Эй! — взвизгнул Стэн, дергаясь назад. Портал — а это был именно он, маленький, домашний портал в измерение Потерянных Вещей — держал крепко. Стэнли уперся правой ногой в стеллаж и рванул изо всех сил. Раздался треск швов, затем громкое *«ЧПОК»*, и он отлетел назад, врезавшись спиной в бочку с надписью «Слезы Грешников (Сухое)». Он сидел на холодном каменном полу, прижимая к себе бутылку вина. На левой ноге сиротливо болтался носок с узором из авокадо. Ботинок исчез в пучине. — Сэр, — голос Бентли прозвучал с деликатным укором. — Полагаю, мы нашли портал. Он, кажется, фетишист. Стэнли посмотрел на черную лужу, которая довольно булькнула и, кажется, стала немного меньше, переваривая добычу. — Отлично, — выдохнул он, откупоривая вино зубами (пробка поддалась с трухлявым хрустом). — Я миллионер, владелец особняка, и у меня один ботинок. Это начало либо великой депрессии, либо новой моды.

Стэнли запрокинул голову и сделал мощный глоток прямо из бутылки. Вино «Château de Despair» скользнуло в его горло как жидкий бархат, в который кто-то заботливо завернул кирпич. Вкус был сложным: сначала ударило ежевикой и дубом, затем проступили нотки старой библиотечной пыли, а послевкусие отчетливо напоминало поцелуй дементора, который перед этим съел мятную конфету. Мир вокруг моргнул. Не так, как моргает лампочка, а так, как моргает реальность, когда понимает, что облажалась с рендерингом. Стены погреба стали прозрачными, как намерения политика перед выборами. В углу, где секунду назад была лишь паутина, материализовалась лама. Она была полупрозрачной, светилась нежно-голубым светом и, что самое тревожное, носила монокль и курительную трубку. — Урожай девяносто восьмого, — заметила лама голосом, который звучал прямо в голове Стэна, минуя уши. — Дерзкий выбор для человека, который носит только один ботинок. В мое время за такой моветон вызывали на дуэль. Стэнли икнул, и из его рта вылетело маленькое облачко фиолетового пара, которое тут же сложилось в слово «ОЙ». — Бентли, — прошептал он, глядя на животное расфокусированным взглядом, полным благоговения и алкогольного просветления. — Скажи мне, что ты тоже видишь шерстяного аристократа, или я официально перешел в категорию «городской сумасшедший с деньгами». Дворецкий, который в этот момент изучал этикетку на бутылке бренди с заспиртованным эмбрионом черта, даже не обернулся. — Если вы о сэре Реджинальде, то да, сэр. Он был любимцем третьего владельца, пока не произошел тот прискорбный инцидент с люстрой и пакетом маршмэллоу. Вино, которое вы только что употребили, известно как «Нектар Медиумов». Ближайшие три часа вы будете видеть всё: от неупокоенных душ до бактерий на вашем лице. Сэр Реджинальд (лама) выпустил кольцо призрачного дыма и осуждающе посмотрел на босую ногу Стэна. — Мы здесь не любим перемены, — заявило парнокопытное. — Особенно когда они пахнут пончиками и нуворишеством. Кстати, за вашей спиной стоит графиня, и она очень расстроена тем, что вы не представились. Стэнли медленно обернулся. Воздух сгустился, пахнуло лавандой и тлением. Перед ним висела в воздухе дама в кринолине, чья голова была отделена от тела аккуратным зазором в пять сантиметров. Она держала голову под мышкой, как клатч, и лицо на этой голове выражало крайнюю степень светского негодования.

Стэнли отставил ногу в сторону и протянул руку, пытаясь пригласить Графиню на танец и одновременно изобразить изящный придворный книксен, который он однажды видел в документальном фильме про елизаветинских корги. Идея была амбициозной, исполнение — катастрофическим. Его левая нога, лишенная сцепления, обеспечиваемого резиновой подошвой, поехала по влажному камню с энтузиазмом керлингового камня. Гравитация, которая последние полчаса относилась к Стэнли с подозрением, решила нанести ответный удар. Он взмахнул руками, расплескивая бесценное вино «Château de Despair», и вместо элегантного поклона исполнил фигуру, напоминающую пьяного фламинго, пытающегося сесть на шпагат во время землетрясения. Графиня, чья голова под мышкой наблюдала за этим перформансом с выражением, способным свернуть молоко в соседнем штате, брезгливо отлетела назад. Если бы у нее были легкие в привычном месте, она бы ахнула. Вместо этого из обрубка шеи вырвался звук, похожий на свист чайника, закипающего в преисподней. — Очаровательно, — прокомментировал сэр Реджинальд, выпуская облачко призрачного дыма прямо в лицо Стэну. — Грация мешка с картошкой, сброшенного с дирижабля. Вы только что наступили на её астральный шлейф, мой мальчик. В приличном обществе за такое вызывают экзорциста, а не на дуэль. Стэнли восстановил равновесие, ухватившись за стеллаж, который отозвался скрипом умирающего дерева. Он чувствовал себя так, словно его вестибулярный аппарат подал на развод и забрал детей. — Я просто хотел... наладить контакт, — пробормотал он, глядя на пятно вина на своей рубашке, которое теперь напоминало карту Польши до раздела. — В книгах пишут, что призраки любят вежливость. — Призраки любят тишину и когда живые не пахнут как кондитерская фабрика после взрыва, — парировала лама, поправляя монокль. — Графиня фон Гогенхайм не танцует с мужчинами, у которых непарная обувь. Это дурной тон. Хуже, чем пить красное вино под рыбу. Голова графини что-то беззвучно прошептала, и температура в погребе упала еще на пять градусов. Стэнли понял, что аудиенция окончена. Ему срочно требовалось стратегическое отступление, желательно туда, где есть горизонтальная поверхность и нет критически настроенных парнокопытных.

— Прошу прощения, Ваше Шерстяное Высочество, — прохрипел Стэнли, пытаясь собрать свои конечности в конструкцию, способную к вертикальному положению. — Не могли бы вы подсказать, где в этом мавзолее находится кровать? Желательно такая, которая не попытается меня съесть или провести психоанализ. Сэр Реджинальд поправил монокль, который держался на его призрачной морде исключительно силой британского снобизма, и окинул Стэна взглядом, в котором презрение боролось с искренним восхищением. — Третий этаж, восточное крыло, дверь с барельефом страдающих херувимов, — прозвенел голос ламы в голове Стэна. — Это бывшая комната дядюшки Сайласа. Он умер там от апоплексического удара, пытаясь научить своего пуделя играть в крикет. Энергетика там... успокаивающая. И, должен заметить, молодой человек, ваша аура хаоса восхитительна. Последний владелец был бухгалтером и пах вареной капустой. Вы же пахнете катастрофой и дорогими углеводами. Мы это одобряем. Бентли подхватил Стэна под руку с профессионализмом санитара элитной психушки и потащил его вверх по лестнице. Дом вокруг жил своей жизнью: портреты предков закатывали глаза, когда мимо проплывал их новый хозяин в одном ботинке, а перила на ощупь напоминали позвоночник гигантской змеи. Спальня оказалась размером с ангар для небольшого дирижабля. Посреди комнаты стояла кровать под балдахином из черного бархата, настолько огромная, что на ней можно было бы провести чемпионат мира по борьбе в грязи. Подушек было больше, чем у Стэна было счастливых воспоминаний за всю жизнь. — Ваш люкс, сэр, — объявил Бентли, стягивая с ноги Стэна оставшийся ботинок и швыряя его в угол, где тот был немедленно пойман тенью. — Я возьму на себя смелость разбудить вас, когда уровень алкоголя в вашей крови упадет до совместимого с жизнедеятельностью, или когда начнется зомби-апокалипсис. Смотря что наступит раньше. Стэнли рухнул на перину, которая мягко обняла его, словно облако, накачанное морфием. Последним, что он увидел перед тем, как провалиться в небытие, был призрак ламы, который парил в дверях и одобрительно кивал, выпуская кольца дыма в форме черепов. — Спокойной ночи, принц пончиков, — прошелестел дом.

Стэнли сполз с кровати, чувствуя себя так, словно его черепную коробку использовали как маракас на фестивале тяжелого металла. Он прохрипел требование «Адского антипохмелина» в пустоту, надеясь, что Вселенная проявит милосердие или хотя бы приглушит свет, который резал глаза с энтузиазмом лазерного резака. — Ваш «Воскреситель», сэр, — раздался голос Бентли прямо над его ухом. Демон материализовался из тени с серебряным подносом, на котором стоял высокий стакан с жидкостью цвета радиоактивного мха. Жидкость шипела и, кажется, пыталась вылезти наружу. — Что это? — простонал Стэн, глядя на напиток с подозрением человека, которому однажды продали «элитный чай», оказавшийся сушеным банным веником. — Смузи из желчи гидры, слез раскаявшегося налогового инспектора и капли концентрата «Red Bull», — пояснил дворецкий, поправляя безупречную манжету. — На вкус напоминает лизание автомобильного аккумулятора, но эффект мгновенный. Пейте, пока оно не испарилось или не обрело самосознание. Стэнли зажмурился и опрокинул содержимое стакана в глотку. Ощущение было таким, словно он проглотил маленькую, очень злую шаровую молнию. Его глаза полезли на лоб, из ушей повалил тонкий сизый дымок, а волосы на теле встали дыбом, пробив ткань пижамы. Он издал звук, похожий на гудок парохода, попавшего на рифы, и замер. Через секунду боль исчезла. Мир обрел четкость 4K-разрешения. Похмелье было выжжено напалмом демонической алхимии. — Ого, — выдохнул он, оглядывая свои владения. Спальня при свете дня выглядела еще более внушительно: лепнина в виде черепов, бархатные шторы, которые, вероятно, видели королеву Викторию без корсета, и слой пыли толщиной в палец. — Рад, что вы вернулись в мир живых, сэр, — Бентли принял пустой стакан двумя пальцами. — Однако смею заметить, что мы находимся в особняке, где санитарные нормы нарушались еще до изобретения пенициллина. Если мы планируем здесь жить, нам потребуется нечто большее, чем веник. Нам нужен экзорцизм грязи. Стэнли похлопал себя по карманам пиджака, висящего на спинке стула. «Сердце Пустоты» все еще было там, тихо гудя, как спящий шмель. Но сейчас его больше волновало то, что в углу комнаты колония разумной плесени пыталась выложить слово «ПОМОГИТЕ». — Бентли, у нас есть деньги. Много денег, — Стэнли хищно улыбнулся, чувствуя прилив энергии. — Найми лучших. Я хочу, чтобы этот дом блестел так, чтобы призраки поскальзывались на паркете.

Стэнли оформил заказ на выезд специалистов по биохазарду. Фургон службы «Чистилище & Co» материализовался у ворот с таким звуком, словно сама реальность чихнула, и из него высыпалась бригада существ, одетых в костюмы химзащиты, которые, судя по свечению, были сплетены из волокон ангельских крыльев и асбеста. Они не несли ведра и швабры. О нет. Они были вооружены протонными излучателями, переделанными под распыление святой воды, и пылесосами такой мощности, что те могли бы высосать совесть у политика с расстояния в пятьдесят метров. — Не дышите глубоко, босс, — буркнул прораб, чье лицо было скрыто за тонированным забралом, на котором кто-то пальцем вывел «Мама мыла раму, а я мою ад». — Мы используем «Гнев Господень» для плесени. Отлично выводит грибок, но может вызвать легкие стигматы у чувствительных натур. Стэнли и Бентли наблюдали за процессом с безопасного расстояния, стоя на единственном чистом островке паркета. Это было похоже не на уборку, а на войну во Вьетнаме, только вместо напалма использовали ладан, а вместо партизан — пылевых клещей размером с чихуахуа. Пылесосы ревели, как стая драконов во время брачного сезона, сдирая со стен вековую грязь вместе с обоями, которые всё равно были уродливыми. В какой-то момент мимо пролетел призрак горничной, визжа от возмущения, так как её затягивало в трубу сепаратора. — Не волнуйтесь, сэр, — перекрикивая шум, заметил Бентли, деликатно прикрывая чашку чая ладонью. — Фильтры сертифицированы для удержания эктоплазмы. Её выпустят в саду, когда она успокоится и осознает, что быть вычищенной — это привилегия. Спустя два часа особняк сиял. Это была агрессивная, стерильная чистота операционной, в которой только что провели успешную пересадку головы. Мрамор пола блестел так, что Стэнли мог видеть в отражении свои ноздри в пугающих подробностях. Воздух пах озоном, лимоном и немного — экзистенциальным страхом микробов. Прораб стянул шлем, оказавшись обычным парнем с землистым лицом и глазами человека, который видел, как унитазы пытаются укусить за задницу. — С вас пятьдесят кусков, шеф. Мы также изгнали полтергейста из биде и нашли замурованную комнату за камином. Не открывали. Там на двери руны, от которых у моего стажера пошла кровь из ушей. Это за дополнительную плату. Стэнли протянул черную карту. Терминал пискнул, испуганно моргнул и списал сумму. Теперь, когда дом не пытался заразить его чумой при каждом вдохе, Стэнли остался один на один с тишиной, своим богатством и загадочной дверью, о которой упомянул уборщик.

Стэнли подошел к камину, где зловещие руны пульсировали красным светом, напоминающим индикатор низкого заряда батареи на адском ноутбуке. Он не стал читать заклинания на латыни — его познания в мертвых языках ограничивались названиями позиций в меню «Starbucks». Вместо этого он просто ткнул пальцем в символ, похожий на перевернутый смайлик, и дверь с грохотом, достойным финала оперы Вагнера, отъехала в сторону. За стеной скрывалась не пыточная и не склеп, а мечта любого выживальщика, у которого слишком много денег и слишком мало друзей. Комната была забита оружием так плотно, что даже воздух здесь казался пуленепробиваемым. На стенах висели арбалеты, мечи, которые выглядели так, словно их украли со съемок «Конана-варвара», и банки с заспиртованными существами, чья анатомия вызывала вопросы к Создателю. — Изысканно, — прокомментировал Бентли, проводя пальцем в перчатке по стволу массивного дробовика, украшенного гравировкой с изображением святых, избивающих грешников кадилами. — Стиль «Ранняя Паранойя» с элементами «Позднего Психоза». Предыдущий владелец явно ожидал, что Апокалипсис постучится в дверь с доставкой пиццы. Стэнли взял со стола тяжелый револьвер, рукоять которого была обмотана четками. Оружие легло в руку как влитое, вызывая приятное покалывание в ладони и внезапное желание говорить короткими, пафосными фразами. — Это «Миротворец», сэр, — подсказал демон, заглядывая в пожелтевшую опись на столе. — Заряжается серебряными пулями с сердечником из освященного чеснока. Убойная сила такова, что может отправить вампира в загробный мир не просто по частям, а в виде аэрозоля. Кроме арсенала, на столе лежала карта Сан-Франциско, истыканная булавками. Красная нить тянулась от «Мрачного Пика» к району Мишн, где жирным маркером было обведено здание старой скотобойни с пометкой «Гнездо». Рядом лежала записка: «Они что-то строят. Что-то, что пахнет хуже, чем мой развод». Стэнли сунул револьвер за пояс (на этот раз аккуратно, чтобы не повторить инцидент с самострелом в ногу) и поправил очки. — Бентли, у нас есть карта, пушка и тридцать миллионов долларов. Я думаю, пришло время перестать быть жертвой обстоятельств и стать их, кхм, менеджером среднего звена. Что скажешь насчет того, чтобы проверить это «Гнездо»? Или мы сначала купим диван?

«Роллс-Ройс» остановился у ворот старой скотобойни с грацией леопарда, решившего прилечь в свинарнике. Район Мишн жил своей жизнью: где-то выли сирены, пахло жареным луком и тем специфическим ароматом, который бывает, когда хипстеры пытаются облагородить гетто с помощью крафтового пива. Стэнли поправил кобуру, чувствуя себя персонажем вестерна, которого по ошибке вклеили в фильм ужасов категории «Б». «Миротворец» оттягивал пояс, обещая насилие и боли в пояснице. — Помните, сэр, — напутствовал Бентли, доставая из багажника зонт-трость, который при ближайшем рассмотрении выглядел как замаскированный гарпун. — Эффект внезапности — наше всё. Если они спросят, кто вы, говорите «Санитарный надзор». Ничто не вселяет в нежить такой ужас, как бюрократия. Они подошли к боковой двери, на которой висела табличка «Посторонним вход воспрещен (насмерть)». Стэнли, переполненный адреналином и самоуверенностью человека, чей банковский счет длиннее, чем список грехов среднего политика, пнул дверь ногой. Замок, ржавый и уставший от жизни, сдался без боя. Дверь распахнулась, и Стэнли шагнул в полумрак, готовый к битве. Внутри пахло медью и чем-то кислым. В центре огромного цеха, под светом мигающих ламп, группа вампиров в рабочих комбинезонах возилась вокруг странной конструкции из костей, труб и, кажется, старого двигателя от «Форда». Это выглядело как кружок «Очумелые ручки» для психопатов. — Эй! — крикнул Стэнли, и его голос эхом отразился от кафельных стен. — У вас лицензия на строительство костяного трактора просрочена! Один из упырей, лысый громила с татуировкой «Мама» на лбу (видимо, чтобы не забыть, как её зовут), зарычал и бросился на Стэна. Реакция Стэнли была быстрее мысли. Он выхватил «Миротворец» и нажал на спуск. Отдача чуть не вывихнула ему плечо, но результат того стоил. Пуля, начиненная серебром, чесноком и, возможно, частичкой гнева самого Господа, ударила вампира в грудь. Эффект превзошел все ожидания. Вампир не просто упал. Он взорвался. Его разорвало на облако пыли и эктоплазмы с таким звуком, словно кто-то лопнул гигантский пакет с чипсами. Ударная волна святости опрокинула костяную конструкцию, которая с грохотом рассыпалась, погребая под собой еще двоих незадачливых конструкторов. В цеху повисла тишина, нарушаемая лишь звоном падающих гаек и кашлем выживших. — Один-ноль в пользу команды живых, — прокомментировал Бентли, стряхивая пылинку с лацкана. — Великолепный выстрел, сэр. Вы превратили его в конфетти. Очень празднично.

Стэнли, чувствуя себя помесью Шерлока Холмса и терминатора, шагнул к дымящейся куче, которая еще минуту назад была шедевром некро-инженерии. — Посмотрим, что у тебя внутри, кроме плохих намерений и кальция, — пробормотал он, склоняясь над тем, что напоминало двигатель V8, собранный из ребер и ненависти. Он ткнул дулом «Миротворца» в пульсирующий узел, ожидая найти там свечи зажигания или, на худой конец, демонический карбюратор. Это было ошибкой. Ошибкой того же эпического масштаба, что и решение почесать брюшко спящему крокодилу. Машина не умерла. Она просто затаила злобу. В ответ на тычок конструкция содрогнулась, издала звук, похожий на отрыжку простуженного кита, и выплюнула в лицо Стэну струю вязкой, черной жижи. Это была не нефть. Это был, судя по запаху, ферментированный гнев, смешанный с протухшим рыбным соусом и носками Сатаны после марафона. Стэнли взвизгнул, когда субстанция залепила ему очки, мгновенно лишая зрения и достоинства. Он пошатнулся, его каблуки поехали по скользкому полу, как у фигуриста-самоубийцы, и он с размаху приземлился на копчик. Удар выбил из него воздух и самоуверенность. «Миротворец» выскользнул из липкой ладони и с веселым звоном улетел куда-то во тьму, решив, видимо, что с него хватит этого цирка. — Мои глаза! — простонал Стэн, пытаясь стереть слизь рукавом пиджака за три тысячи долларов. — Они на вкус как жареная резина! Но худшее было впереди. Вонь, исходившая от жижи, подействовала на «мертвых» вампиров как запах свежих круассанов на парижан. Тела, разбросанные взрывом, начали дергаться. Раздался тошнотворный хруст вправляемых суставов. Один за другим упыри поднимались с пола, их ноздри раздувались, втягивая аромат Стэна-в-маринаде. — Сэр, — голос Бентли прорезался сквозь звон в ушах, спокойный, как объявление о начале ядерной войны. — Вы только что активировали систему аварийного сброса отходов, которая, по иронии судьбы, является мощнейшим афродизиаком для низшей нежити. Рекомендую вам найти оружие или начать молиться, хотя боюсь, Господь сейчас занят кем-то менее липким.

Стэнли сунул руку в карман пиджака, который хлюпнул, как ботинок, наступивший в свежую коровью лепешку. Его пальцы, покрытые слоем черной слизи толщиной в хороший сэндвич, нащупали холодный металл «Сердца Пустоты». План был прост и гениален, как все планы, рожденные в панике: достать жуткий артефакт, помахать им перед носом у нежити и надеяться, что они разбегутся, как тараканы, увидевшие счет за дезинсекцию. — Трепещите! — завопил Стэн, вкладывая в этот крик всю свою авторитарность, которой, честно говоря, было меньше, чем кофеина в декофеинизированном латте. — У меня есть... ЭТО! Он резко выбросил руку вперед в драматическом жесте изгнания дьявола. К сожалению, законы физики в этот вечер были настроены скептически. Черная жижа, покрывавшая Стэна, обладала коэффициентом трения, близким к политической совести. Сфера не осталась в его руке. Она выскользнула из пальцев с энтузиазмом куска мокрого мыла в тюремном душе, просвистела в воздухе по идеальной дуге и с глухим стуком врезалась в лоб главному вампиру. Упырь даже не пошатнулся. Сфера отскочила от его черепа, упала на бетон и покатилась в угол, весело подпрыгивая на стыках плит. Она не гудела, не светилась и не открывала порталы. Она просто лежала там, как забытый шар для боулинга, всем своим видом демонстрируя безразличие к судьбе своего владельца. В цеху повисла тишина, нарушаемая лишь звуком капающей со Стэна слизи. — Это что было? — спросил вампир, потирая место ушиба. Его голос звучал как скрежет ржавой пилы по костям. — Ты пытался убить меня... пресс-папье? — Это тактический отвлекающий маневр! — пискнул Стэн, пятясь назад и чувствуя, как его каблуки скользят по полу. — Сейчас оно взорвется! Наверное! Бентли деликатно кашлянул в кулак, стоя чуть позади. — Смею заметить, сэр, что ваш бросок был полон экспрессии, но лишен точности. И теперь, когда мы лишились оружия массового поражения, а вы выглядите как жертва взрыва на фабрике лакрицы, наши оппоненты, кажется, перешли от любопытства к гастрономическому интересу. Вампиры, осознав, что «охотник» безоружен, слеп и маринован в собственном позоре, оскалились. Их клыки блеснули в тусклом свете ламп. Они не собирались бежать. Они собирались обедать.

— Бентли! — завопил Стэнли, размазывая по лицу слизь, которая пахла как ночной кошмар рыбного рынка. — Фас! Убей их! Разбери на атомы! Аннигилируй! И если можно, сделай это так, чтобы я не видел кишок, меня сейчас вырвет! Дворецкий, стоявший в тени с невозмутимостью фонарного столба, деликатно поправил манжеты. — Сию минуту, сэр. Прошу прощения за грядущий беспорядок. Эти пятна будет крайне сложно вывести. То, что последовало дальше, Стэнли мог воспринимать только на слух, так как его очки напоминали лобовое стекло автомобиля, проехавшего сквозь стаю жирных майских жуков. Звуки были... специфическими. Это напоминало работу блендера, в который по ошибке сунули набор столового серебра и живую курицу. Раздался влажный хруст, затем свист рассекаемого воздуха, и удивленное «Ой» главного вампира, которое резко оборвалось звуком, похожим на удар мокрого полотенца о бетонную стену. Бентли не сражался. Он наводил порядок. Демон двигался с грацией балетного танцора, решившего сменить амплуа на серийного убийцу. Его зонт-трость мелькал в воздухе, и каждый взмах заканчивался тем, что очередной упырь превращался в облако пыли быстрее, чем успевал осознать свою смертность. Это было не насилие; это была агрессивная административная работа по сокращению штата. Через тридцать секунд в цеху наступила тишина, нарушаемая лишь звуком падающих на пол пуговиц и пряжек. — Помещение зачищено, сэр, — голос Бентли звучал так, словно он только что закончил полировать серебро, а не устраивать геноцид нежити. — Рекомендую не наступать в лужи. Это не вода. Стэнли наконец оттер очки полой пиджака и водрузил их на нос. Картина была впечатляющей. Вампиров не было. Вместо них по всему цеху были аккуратно разложены кучки серого пепла, словно кто-то вытряхнул здесь содержимое сотни пепельниц. Посреди этого натюрморта стоял Бентли, ни капли крови (или пыли) не запятнало его фрак. — Ты... ты их всех... — выдохнул Стэн, пытаясь найти подходящее слово. — Утилизировал, сэр. К сожалению, один из них попытался укусить мой зонт. Это было опрометчиво с точки зрения стоматологии. Стэнли огляделся. Его револьвер «Миротворец» лежал у стены, сиротливо поблескивая. «Сердце Пустоты» застряло в куче тряпья, которое раньше было чьей-то модной курткой. Но внимание Стэна привлекло другое: среди обломков костяной машины что-то тикало. Не как бомба, а как очень старые, очень злые часы.

Стэнли подошел к тикающей куче костей и металла с решимостью человека, который однажды починил тостер, просто ударив его об стол. В его голове созрел план, гениальный в своей простоте: перкуссионная инженерия. Если что-то тикает, когда не должно, нужно просто дать ему пинка. Это универсальный язык техники, понятный даже адским машинам. — Заткнись! — скомандовал он и с размаху ударил носком уцелевшего ботинка по пульсирующему узлу, напоминающему сердце, сшитое из старых кошельков. Эффект был мгновенным. Тиканье прекратилось. На долю секунды в цеху повисла тишина, такая плотная, что ее можно было бы намазывать на хлеб вместо паштета. Стэнли успел победоносно улыбнуться Бентли, но улыбка сползла с его лица быстрее, чем штаны стриптизера. Машина не выключилась. Она просто вдохнула. Конструкция раздулась, как жаба, проглотившая баллон с гелием, и издала звук, похожий на то, как если бы тысяча резиновых утят одновременно испустила дух. Затем мир превратился в ослепительно-белую вспышку. Взрывная волна, пахнущая серой и разочарованием, подхватила Стэна, как пушинку. Он пролетел через весь цех, сшибая собой остатки оборудования, выбил спиной двойные двери запасного выхода и продолжил полет над ночным переулком, отчаянно дрыгая ногами в воздухе. Его короткое путешествие закончилось в открытом мусорном контейнере, доверху набитом чем-то мягким, гнилым и удивительно теплым. Здание скотобойни за его спиной сложилось внутрь себя с печальным стоном, похоронив под обломками и «Миротворец», и загадочную машину, и надежду на легкую добычу. — Сэр, — раздался невозмутимый голос сверху. Бентли стоял на краю контейнера, держа над головой Стэна зонт, защищающий от падающих с неба горящих щепок. — Смею заметить, что ваш метод разминирования оказался весьма... радикальным. Вы только что превратили улику в фейерверк. Стэнли выплюнул банановую кожуру, которая приземлилась ему прямо в рот. — Я починил его? — прохрипел он, чувствуя, как каждый синяк на теле устраивает перекличку. — Вы аннигилировали его, сэр. Вместе с несущими конструкциями здания. И, судя по звуку сирен, мы только что пригласили на вечеринку всю полицию Сан-Франциско. Вдали действительно нарастало завывание сирен, обещающее долгие разговоры с людьми в форме, у которых нет чувства юмора, но есть наручники.