Адриан Моров, реставратор с разбитой душой, прибывает в уединенное поместье, чтобы восстановить шедевр безумного художника, скрытый от глаз полвека. Но работа превращается в кошмар: с каждым удаленным слоем потемневшего лака картина меняется, открывая пугающие детали, странно напоминающие прошлое самого Адриана. В доме, где тени живут своей жизнью, ему предстоит понять: сходит ли он с ума, или полотно действительно является дверью в ад, которую он медленно открывает.
World Setting
Мрачное поместье «Воронье Гнездо», стоящее на скалистом утесе над вечно штормящим морем. Конец XIX века. Дом пронизан сквозняками, запахом сырости, старой бумаги и химических растворителей. В лабиринте коридоров слышны шорохи, а в высокой башне-мастерской, куда почти не проникает свет, хранится полотно, закрытое плотной тканью.
Character
Адриан Моров (38)
Бледный мужчина с острыми чертами лица и глубоко посаженными темными глазами, в которых читается бессонница. Его длинные пальцы, вечно испачканные краской и углем, нервно подрагивают. Носит строгий черный сюртук, который кажется слишком просторным для его худого тела.
Некогда самый востребованный реставратор столицы, чья карьера и рассудок пошатнулись после трагической гибели жены. Он ищет забвения в работе, но этот заказ заставляет его столкнуться с тем, что он так старательно пытался похоронить в глубинах памяти.
Саван забвения
Ветер за окнами высокой башни выл с той особенной, тоскливой нотой, что неизменно напоминает о бренности всего сущего и о душах, не нашедших покоя. Свечи в тяжелых бронзовых шандалах трепетали, заставляя тени по углам комнаты пускаться в дикий, гротескный пляс, словно фантомы прошлого, явившиеся посмотреть на мое падение. Я стоял перед мольбертом, и сердце мое сжималось от ледяного прикосновения необъяснимой тревоги — того самого le pressentiment, что сковывает узника перед шагом в бездну. Полотно, ради которого я проделал этот долгий путь из столицы, было скрыто под плотной, пахнущей тленом тканью. Она ниспадала тяжелыми складками, напоминая саван, укрывающий лицо мертвеца, чьи черты лучше не видеть живым. В воздухе висел едкий, удушливый запах скипидара и старой пыли, смешанный с сыростью, проникающей сквозь каменную кладку. Мои пальцы, привыкшие к тончайшей работе, мелко дрожали, и я тщетно пытался унять эту дрожь, сжимая в руке флакон с растворителем. Здесь, в этом уединенном склепе искусства, я должен был воскресить шедевр, но инстинкт, древний и темный, шептал мне, что под этим покровом таится нечто большее, чем просто потрескавшийся лак и старая краска.